Элиза согнала Броуди на первый этаж, плечом открыла сетчатую дверь и, уперевшись рукой в его мягкую грудь, выпроводила мальчика на ступени, спускающиеся на задний двор.

— Никому не говори обо мне.

— Хорошо, — пообещал Броуди. — Но тогда завтра я снова приду.

Элиза захлопнула сетчатую дверь.

Девочке из Стен нужна секретность. Девочка из Стен должна оставаться в одиночестве.

— Не смей возвращаться! — Вот что ей следовало сказать. Сказать так, чтобы мальчик послушался. Сказать холодно, голосом призрака. Сказать с уверенностью давно уже мертвого человека. Объявить об этом ему и всему застенному миру — и он исчезнет.

Держись от меня подальше. Ты опасен.

Но вместо этого Элиза опустила плечи, сгорбилась и прислонилась к сетчатой двери, словно изнуренная, продрогшая кошка.

— Пораньше, — ответила она. — Но не слишком рано. Завтра, в десять утра. Встретимся здесь, на заднем дворе. И помни: тебя никто не должен видеть.

Она закрыла дверь на засов.

Броуди ушел, а Элиза так и осталась стоять на крыльце. Какого черта она только что сделала?

Снова сомкнувшийся вокруг нее дом теперь казался совсем открытым. Как будто крышу сорвало, а наверху закружилось что-то большое и темное. Элиза поднялась наверх и заползла в свои стены. Она взяла свою книгу и крепко прижала ее к груди.

— Что я наделала? — спросила она и содрогнулась глубоким вздохом. Ее обступила пустая темнота. Она закрыла глаза. В этом мире не было никого, с кем она могла бы поделиться — и она рассказала о случившемся Одину.

— Ну и наворотила ты, — откликнулся из темноты мудрый бог.

Она совершила ошибку. Снова.

Но ведь, бывало, Один и сам просчитывался, разве нет?

— Еще как, — печальным эхом отозвался голос старого бога в пустом пространстве между стенами. — Просчитывался и просчитываюсь до сих пор.

Он чинно, как равной, пожелал ей удачи.

Некоторое время Элиза не решалась выбраться из стен, но потом взяла себя в руки и покинула убежище.

Ей пришлось.