Эдди услышал шорох потревоженных простыней и заглянул в дверной проем. Во мраке он рассмотрел фигуру брата — Маршалл сидел на кровати и потирал лицо.
— Что я тебе говорил о ночных прогулках? Какого хрена ты там делаешь?
— Я… — Эдди не хотел признаваться в кошмаре. Маршалл только посмеется над ним. — Просто смотрел, — наконец нашелся он.
— Что? В смысле ты «смотрел»? — Маршалл встряхнул головой. — Хотя мне без разницы. Кончай тут отираться и иди спать.
— Хорошо, — не стал спорить Эдди.
— Серьезно, еще раз так меня напугаешь — получишь под дых.
— Хорошо.
Маршалл с головой залез под одеяло, а Эдди послушно вернулся в свою комнату и запер дверь. В спальне он замер и прислушался. Он знал, что не сможет заснуть, пока не проверит. Это уже стало привычным ритуалом — с самого дня рождения. С того вечера, когда он разложил Лего по пластиковым контейнерам и отнес их на чердак. Когда пересчитал книги на полках, желая убедиться, что все они на месте.
Эдди опустился на колено и заглянул под кровать. Потом — за мягкое кресло. Раздвинул одежду в шкафу.
Ничего. Эдди залез в кровать и выключил лампу.
Заботы несуществующей девочки
Элиза сидела за кухонным столом перед миской овсянки с изюмом. У Мейсонов закончилось молоко, поэтому кашу пришлось есть сухой, предварительно выудив пальцами весь изюм и сложив его на салфетку рядом с миской. Остались только сухие коричневые хлопья. Ужасный завтрак.
Сегодня утром кто-то из Мейсонов пролил на стол апельсиновый сок. Маленькая желтоватая лужица медленно впитывалась в деревянную поверхность стола прямо рядом с салфеткой. Печально. Скорее всего, уже к полудню жидкость окрасит древесину в коричневато-серый цвет — вероятно, навсегда — и вздыбится маленькими влажными сморщенными шрамами.
Не ее проблемы.
Возможно, раньше она бы потрудилась сдвинуть салфетку на четыре дюйма и вытереть пролитый сок. Искоренить беспорядок в зачаточном состоянии без ведома Мейсонов. Уберечь простофилю, который не заметил расплескавшегося сока, от гнева миссис Лоры. Теперь это ее не заботило. Несуществующие девочки не прибираются за настоящими людьми.
Тревоги элизы в произвольном порядке
1. Она страшно не выспалась.
Последние часы прошлого вечера, когда дом наводнили термиты, Элиза провела в кромешной тьме чердака — боясь привлечь насекомых, она не включала даже маленький фонарик для чтения. Она просидела в темноте несколько часов — пока внизу не зачирикали скворцы. Обычно их пение знаменовало для Элизы наступление ночи. В конце концов, скука и ожидание стали невыносимыми. Она никак не могла отогнать от себя тревожные мысли о темном облаке насекомых над ее головой и включила фонарик, чтобы посмотреть. Слава богу, под потолком не плескались волны термитов. Правда, дюжина жуков ползала по полу под окном. По подоконнику были рассыпаны их прозрачные, словно бумажные крылья. В свете фонарика лишенные зрачков красные глаза муравьев казались маленькими каплями крови. Элиза не знала, что хуже: оставить их в живых, чтобы они всю ночь сновали над ней и хозяйничали на чердаке, или раздавить и обзавестись жучиными кишками на пятках. В конечном счете она решила раздавить половину, обеспечив себя издержками обоих вариантов.
2. И отвратительно позавтракала.
От этого она отказываться не собиралась. Завтрак — нормальный завтрак — всегда был ее любимой трапезой. Жареные яйца, залитые сиропом блинчики, печенья с маслом, горячие каши, тосты с виноградным джемом, бекон с зажаристыми краями, каким он получался у папы. Дети не должны есть овсянку с изюмом на завтрак, особенно без молока. Элиза боролась с желанием подойти к висящему на холодильнике отрывному списку продуктов миссис Лоры и прямо под заказанными ее мужем и сыновьями бананами и спагетти огромными буквами приписать: «ВКУСНЫЕ ХЛОПЬЯ, ПОЖАЛУЙСТА». Правда. Можно даже не сладкие. Только не овсянку с изюмом.