– Или что сны реальны. Он обладает своей мудростью, этот мальчик, но так никогда и не научился обращаться к своим чувствам.

– Человек, – окликнула Королева Улья, – что, если я научу вас присоединяться к сети?

– Так ты серьезно вознамерилась поймать Эндера, когда он умрет?

– Если мы сможем поймать его и переправить в одно из других тел, может быть, мы поймем, как найти и поймать Джейн.

– А что, если у нас ничего не получится?

– Эндер умрет. Джейн умрет. Мы умрем, когда прибудет флот. Разве это чем-нибудь отличается от обычного исхода жизни?

– Отличается, – сказал Человек. – Отпущенным нам временем.

– Так что, вы согласны попробовать? Ты, Корнерой и другие деревья-отцы?

– Я не знаю, что ты подразумеваешь под «сетью» и чем она отличается от того, как связываемся друг с другом мы, деревья-отцы. Ты должна помнить, что еще мы связаны с нашими матерями. Они не умеют говорить, но они наполнены жизнью, и мы крепко держимся за них, точно так же, как твои рабочие держатся за тебя. Найди способ включить их в свою сеть, и отцы последуют за ними.

– Что ж, Человек, давай поиграем с этим сегодня ночью. Позволь мне попробовать связать нас друг с другом. Ты скажешь, что это тебе напоминает, а я попытаюсь разъяснить тебе, что делаю я и к чему это приводит.

– А может, сначала найти Эндера? На случай, если он вдруг ускользнет?

– Всему свое время, – успокоила Королева Улья. – Кроме того, я не уверена, что смогу обнаружить его, если он без сознания.

– Почему? Когда-то вы посылали ему сновидения, а он тогда спал.

– У нас был мост.

– Но, может, Джейн слышит нас сейчас.

– Нет, – возразила Королева Улья. – Я бы узнала ее, если бы она была связана с нами. Ее форма ничем не отличается от моей, я не могла ее не заметить.

Пликт стояла рядом с постелью Эндера. Она не могла сидеть, не могла двигаться – это было совершенно невыносимо. Он больше не вымолвит ни слова, он умрет. Она последовала за ним, бросила дом, семью ради того, чтобы быть рядом с ним, и что получила взамен? Да, иногда он позволял ей быть его тенью; да, в течение прошлых недель, месяцев она наблюдала многие его разговоры. Но когда она пыталась поговорить с ним о вещах более личных, о далеких воспоминаниях, о том, что он хотел сказать своими поступками, он всего лишь качал головой и отвечал – всегда очень по-доброму, он был очень добр, но вместе с тем достаточно жестко, потому что он не хотел, чтобы она поняла его неправильно… Так вот, он отвечал: «Пликт, я больше не учитель».

«Нет, ты по-прежнему учитель, – хотелось сказать ей. – Твои книги продолжают учить людей, даже на тех планетах, на которых ты никогда не бывал. „Королева Улья“, „Гегемон“ и „Жизнь Человека“ нашли свое место среди нас. Как ты можешь говорить, что пора твоего учительства прошла, если еще надо написать столько книг, о стольких мертвых Сказать? Ты Говорил об убийцах и святых, об инопланетянах, и однажды о гибели целого города, поглощенного проснувшимся вулканом. Ты столько историй рассказал, но где твоя история, Эндрю Виггин? Как я смогу Говорить о твоей смерти, если ты никогда не рассказывал мне о себе? Или это твой последний секрет – так ты подсказываешь, что о тех мертвых, о которых ты Говорил, ты знал не больше, чем знаю я о тебе? Ты заставляешь меня изобретать, гадать, придумывать, представлять – неужели и ты поступал так же? Отыщи ту историю, которой верит большинство, найди альтернативное объяснение, которое покажется разумным, которое будет обладать значением и преобразовательной силой, а затем Говори – пусть даже это чистый вымысел, пусть даже этого никогда не было на самом деле… Это ли я должна сказать, когда буду Говорить о смерти Говорящего от Имени Мертвых? Его дар был не обнажать правду, а изобретать ее; он вовсе не изучал, не раскрывал, не исследовал жизни умерших, он создавал их заново. Как я создала его жизнь. Его сестра говорит, что он умер, потому что хотел сохранить верность жене, хотел последовать за ней в мирную жизнь, которой она жаждала, но этот самый мир и убил его, ибо его айю перешла в его странных детей, порожденных его разумом, а его старое тело, несмотря на те годы, которые еще остались ему, было отброшено за ненадобностью, потому что у него не было времени, чтобы обратить внимание и поддержать в своей оболочке жизнь.

Он не мог бросить свою жену, как не мог и отпустить ее. Поэтому он умер от скуки и причинил Новинье еще больше страданий, чем если бы просто позволил ей покинуть его.

„Это довольно жестоко, Эндер“. Он убил Королев Ульев на десятках миров, оставив в живых только одну представительницу этой великой и древней расы. И он же вернул ее к жизни. Искупил ли он свою вину тем, что спас последнюю свою жертву, уничтожив весь прочий род? Он не хотел убивать, это была самозащита; но мертвецы остаются мертвецами, а когда жизнь улетучивается из тела, вряд ли айю скажет: „Меня убил ребенок, он думал, что это просто игра, и поэтому моя смерть ляжет ему на плечи не таким тяжким бременем“. Нет, Эндер сам бы сказал: „Эта смерть весит ничуть не меньше всех остальных смертей, и я согласен принять вину на себя. У меня на руках столько крови, сколько не было ни у одного человека; поэтому я буду Говорить жестокую правду о тех, кто умер без прощения, и покажу вам, что даже этих людей можно понять“. Но он ошибался, их нельзя понять; Говорить о смерти других людей можно только потому, что мертвецы молчат и не могут исправить наших ошибок. Эндер мертв, и он не может поправить меня, поэтому некоторым из вас покажется, что я все сказала верно, вы подумаете, что я Говорю о нем правду, но правда состоит в том, что ни один человек не может понять жизнь другого человека. Нет такой истины, которую возможно познать, есть только история, которая нам кажется правдивой, история, которая, по словам остальных, истинна, история, которую хотят принять за правду. Но все это ложь».