17

«Дальше нам придется идти без него»

В утро похорон Эндера Валентина проснулась, полная мрачных мыслей. Она прибыла сюда, на планету Лузитания, ради того, чтобы снова быть с Эндером и помогать ему в его работе; она понимала, что Джакта задело ее желание снова жить жизнью Эндера, но все же он отказался от мира, где родился и провел почти всю свою жизнь, и поехал с ней. Такая жертва… А теперь Эндера нет.

Нет, все же есть. В ее доме спит человек, который нес в себе айю Эндера. Айю Эндера и лицо их брата Питера. Где-то в нем притаились воспоминания Эндера. Но он все еще не касался их, разве что время от времени и неосознанно. И в ее доме он прятался для того, чтобы не дать этим воспоминаниям разгореться.

– А что, если я увижу Новинью? Он любил ее, правда? – постоянно спрашивал Питер с тех пор, как приехал. Он испытывал это страшное чувство ответственности за нее. – Знаешь, я немного боюсь, что каким-то образом женат на ней.

– Интересный вопрос идентификации, правда? – улыбнулась Валентина.

Но для Питера вопрос не был просто интересным. Он был в ужасе от вероятности нырнуть в жизнь Эндера. Боялся, что и его жизнь окажется расколота чувством вины.

– Семьи больше нет, – вздохнул как-то Питер, на что Валентина ответила:

– Человек, который был мужем Новиньи, умер. Мы видели, как он умирал. Она не ищет себе нового молодого мужа, которому она не нужна. Питер, ее жизнь и без того полна горя. Женись на Ванму, не оставайся здесь, уезжай, будь новым человеком. Стань Эндеру сыном, проживи жизнь, которую мог бы прожить он, если бы чужие интересы не испортили ее в самом начале.

Принял ли он этот совет, Валентина не могла догадаться. Он продолжал прятаться у нее, избегая любых посетителей, которые могли воскресить спящие воспоминания. Приходили Ольяду, и Грего, и Эла – по очереди, чтобы выразить свои соболезнования Валентине в связи с кончиной брата, но Питер ни разу не вышел к ним. А Ванму выходила, милая молодая девушка, в которой чувствовалась несгибаемая твердость духа, что Валентине очень нравилось. Ванму играла роль доброго друга осиротевшей семьи, поддерживая разговор, когда каждый из детей жены Эндера рассказывал о том, как Эндер спас их семью, благословил их жизни, когда они уже перестали думать, что достойны благословения.

В углу комнаты сидела Пликт, слушая и оттачивая Речь, ради которой она прожила всю свою жизнь.

«О Эндер, шакалы обгладывали твою жизнь три тысячи лет. А теперь и друзья решили внести свою лепту. Но кто сможет отличить, чьи зубы впивались в тебя?»

Сегодня все должно закончиться. Каждый по-своему делит время, но для Валентины подошла к концу эпоха Эндера Виггина. Эпоха, начавшаяся одним Ксеноцидом, имеет шанс не закончиться другим, предотвращенным или хотя бы отложенным. Теперь люди научились уживаться с другими разумными видами, и на десятках планетах-колоний их ждет теперь общая судьба. Валентина напишет об этом книгу, как она написала историю каждого мира, который посетила вместе с Эндером. Она не станет использовать стилистику пророчеств или священных писаний, которую Эндер выбрал для своих трех книг: «Королева Улья», «Гегемон» и «Жизнь Человека», ее книга будет, скорее, научной, с цитатами из различных источников. Она будет следовать не Павлу и Моисею, а Фукидиду, и хотя все свои книги она написала под псевдонимом Демосфен, выбранным еще в детстве, когда они с Питером, первым Питером, пугающим, опасным и удивительным Питером, изменяли мир словом. Демосфен опубликует книгу хроник об истории заселения Лузитании людьми, и в этой книге много места будет уделено Эндеру: как он принес сюда кокон Королевы Улья, как стал частью семьи, сильнее других втянутой в общение с пеквениньос. Но книга будет не об Эндере. Она будет об утланнингах и фрамлингах, о рамен и варелез. Эндер везде был пришельцем, не был связан ни с кем, работал где угодно, пока не выбрал эту планету своим домом, но не только потому, что здесь была семья, которая нуждалась в нем, но и потому, что здесь ему не пришлось бы разделять жизнь одной только человеческой расы. Он мог принадлежать к трибе пеквениньос, к Улью Королевы. Он мог быть частью чего-то большего, чем просто человечество.

Не было ребенка, у которого в свидетельстве о рождении Эндер значился бы отцом, но на Лузитании он им стал. Отцом для детей Новиньи. И даже в каком-то смысле для самой Новиньи. Молодой Валентины. И для Джейн, первой питомицы сообщества разумных видов, которая теперь была ярким и прекрасным созданием, жила в материнских деревьях, в компьютерных сетях, в филотических связях ансиблей и в теле, которое когда-то принадлежало Эндеру и которое в определенном смысле принадлежало и Валентине, поскольку она помнила, как смотрелась в зеркало, видела это лицо и называла его собой.

И он был отцом этого нового, сильного и целостного человека – Питера. Теперь он уже не был тем Питером, который впервые шагнул из звездолета. Тот был циник, злой и ершистый молодой человек, пыжащийся от высокомерия и кипящий гневом. Теперь он обрел целостность. В нем появился холодок древней мудрости, обжигавший даже тогда, когда он вспыхивал горячим и нежным пламенем молодости. Рядом с ним была женщина, равная ему разумом, добродетельностью и силой. Перед ним открывалась нормальная человеческая жизнь. Наследнику Эндера, возможно, и не удастся так сильно изменить мир, как удалось Эндеру, быть может, его жизнь окажется немного счастливее. Эндер не мог пожелать ему большего. Изменять мир хотят те, кто желает прославить свои имена. А счастье – для тех, кто вписывает свои имена в жизни других людей и оберегает их сердца как самую дорогую ценность.