Но отчаяние сменилось другой, более приятной, хотя и беспокойной мыслью: «Что важнее – те, кто любит, или то, какая из ипостасей разделенной личности Эндера пылает любовью? Любовь Валентины – совершенного альтруиста – может быть самой сильной, и все же Вэл сможет отказаться от Миро ради возвращения звездолета. А Эндер? Он уже потерял интерес к прежней жизни. Он ослаб, измучился. А Питер честолюбив, он жаждет развития и созидания. Дело не в том, что он любит меня, важно, что он вообще любит, а еще важнее, что он хочет жить, а я – часть его жизни, я – женщина, которая любит его вопреки его декларируемой порочности. В ипостаси Питера Эндер больше всего нуждается в любви, потому что меньше других ее достоин, значит именно моя любовь, потому что именно я люблю Питера, будет самой ценной из всех.

Если кому-то достанется победа, то мне и Питеру, и не из-за возвышенной чистоты нашей любви, а просто из-за неутоленной жажды влюбленных.

Конечно, история нашей жизни, может, и не будет такой уж значительной и красивой, но все же мы будем жить, и этого достаточно».

Она впилась пальцами стоп в песок и почувствовала слабую сладостную боль от трения крошечных кварцевых осколков о ее нежную кожу. «Вот она, жизнь, – болезненная и грязная, но такая приятная!»

Связавшись через ансибль с братом и сестрами, которые находились на корабле, Ольяду рассказал о том, что произошло между Джейн и материнскими деревьями.

– Королева Улья говорит, что так не может продолжаться долго, – сказал Ольяду. – Материнские деревья недостаточно сильны. Они будут слабеть, будут терять контроль, а потом Джейн сама станет лесом, и точка. Правда, немым лесом. Просто очень красивыми, очень яркими и очень плодовитыми деревьями. Уверяю вас, выглядит это очень красиво, но слова Королевы Улья прозвучали как похоронный звон.

– Спасибо, Ольяду, – отозвался Миро. – Но для нас в любом случае нет особой разницы. Мы выброшены сюда и собираемся приступить к работе; слава богу, Вэл больше не бьется о стены. Десколадеры до сих пор нас не обнаружили – на этот раз Джейн забросила нас на орбиту повыше, – но как только у нас будет работающий перевод их языка, мы им свистнем и дадим знать, что мы тут.

– Дерзайте, – сказал Ольяду. – Но все же не отказывайтесь от возвращения домой.

– Шаттл, сказать по правде, не годится для двухсотлетнего полета, – ответил Миро. – Мы слишком далеко, а этот маленький кораблик не может даже подобраться к релятивистским скоростям. И потом, за двести лет нам осточертеет пасьянсы раскладывать. Да и карты сотрутся.

Ольяду засмеялся («Как-то слишком светло и искренне», – подумал Миро) и сказал:

– Королева Улья говорит, что, как только Джейн уйдет от деревьев, а Конгресс запустит новую систему, Джейн сможет нырнуть назад. По крайней мере, она сможет войти в систему ансиблей. И если она сделает это, тогда, возможно, она снова сможет устраивать звездные перелеты. Есть такая вероятность.

Вэл оживилась:

– Королева Улья предполагает это или она знает наверняка?

– Она предсказывает, – сказал Ольяду. – Но наверняка будущего никто не знает. Даже по-настоящему умная Королева Пчелок, которая откусывает головы своим мужьям при спаривании.

Они промолчали. Им нечего было ответить ему, тем более на его шутливый тон.

– Ну, если все в порядке, – сказал Ольяду, – вперед – шевелите извилинами. Мы оставим порт открытым и запишем в трех экземплярах все сообщения, которые вы пришлете.

Лицо Ольяду пропало с терминала.

Миро развернул свое кресло и посмотрел на остальных: Эла, Квара, Вэл, пеквениньо Огнетушитель и безымянная работница Королевы Улья, которая безмолвно наблюдала за ними, способная только печатать на терминале. Но Миро знал, что через нее Королева Улья следит за всем, что они делают, и слушает все, о чем они говорят. Ждет. Ему было известно, что это она все организовала. Что бы ни происходило с Джейн, Королева Улья была катализатором, который запустил все это. Даже то, что передал им Ольяду, она сказала ему там, в Милагре, через кого-то из своих рабочих. А здесь ее посланница печатает только идеи, относящиеся к расшифровке языка десколадеров.

Миро понял, что Королева Улья сама ничего не говорила, чтобы не показалось, будто она на них давит. Как давит? На кого давит?

«На Вэл. Она не хотела давить на Вэл, потому… потому что Джейн может получить одно из тел Эндера, только если он добровольно откажется от него. По-настоящему добровольно, без давления, без уговоров, без чувства вины, потому что такое решение нельзя принять сознательно. Эндер решил для себя, что хочет разделить жизнь матери в монастыре, но подсознательно оказался более заинтересованным в проекте расшифровки языка и делах Питера. И неосознанный выбор отразил его истинную волю. Эндер решится отказаться от тела Вэл только тогда, когда у него возникнет острое нежелание в нем оставаться, во всяком случае в глубине души. Он должен принять решение не из чувства долга, как когда он остался с матерью, а потому, что действительно этого хочет».