– «Бато-муш»? – Голос принадлежал новой пассажирке.

– Что они себе позволяют?.. – растерявшись, закончила свой выпад Лизонька и обернулась. Шубаров последовал ее примеру и довольно повел усами. Я еще подумала, что все-таки в любом самце есть что-то человеческое! Но потом обернулась, и всё встало на свои места.

– Простите, у вас занято? – заглянула к нам в купе новая пассажирка. – Я вам не помешаю? Только села на поезд, а у меня в купе пусто, вот я и подумала, что будет неплохо, если мы познакомимся… Да и время за разговорами пролетит быстрее…

Я уже хотела вежливо отклонить это любезное предложение, но Шубаров при виде незнакомки быстро начал утрачивать все человеческое, что в нем было, уступая место животным инстинктам.

– Ядвига Марковна Ковальчик, – представилась виновница моих эмпирических наблюдений по части естествознания. – Даю уроки музыки в орловской земской школе.

Обыкновенно провинциальные учительницы носили войлочные шляпки и темные бесформенные платья, но Ядвига Марковна напоминала, скорее, уездную дворянку. Волосы аккуратно убраны под модной шляпкой из крашеной соломы, а новое коричневое платье, скорее, напоминало фасоны, которые носили в Петербурге. Нет, в петербургских пригородах. Да, гм, в пригородах!

– Можно и мы к вам на огонек заглянем? – просунулось бородатое лицо Сергея Аркадьевича. – Спасите, не то Лизонька меня скоро съест с потрохами! – прошептал он заговорщически и посмотрел на меня и Ядвигу Марковну. Последняя раскраснелась и хихикнула. Что за манеры?

Через пять минут мы впятером уже все вместе сидели в нашем купе и делились «парижскими» планами. Выяснилось, что в столице Франции все мы окажемся впервые, поэтому постепенно нас захватило общее воодушевление. Даже Лизонька перестала жучить Сергея Аркадьевича, совершенно не обращая внимания на то, как он загадочно подкручивал усы и бросал томные взгляды то на меня, то на Ядвигу Марковну.

Кинжаловы сказали, что хотят в Париже посмотреть бульвары и большие магазины, а еще сходить хотя бы в один театр. Наша новая спутница мечтала о долгих походах по Лувру. Надо сказать, что в этом наши интересы полностью совпадали. Впрочем, кроме Лувра, я хотела посетить и Сорбонну, старейший университет Франции. А Шубаров собирался отправиться в Музей естественной истории и осмотреть Ботанический сад. Кроме того, он очень серьезно предлагал нам записывать свои наблюдения за французами как «отдельным видом homo sapiens».

– Французы стоят того, чтобы мы понаблюдали за ними и сделали собственные выводы об их «образе жизни и особенностях среды обитания».

Вскоре выяснилось, что Ядвига Марковна коллекционирует открытые письма с видами, как и я. Мы с ней быстро нашли общую тему для разговора и перешли на «ты».

– Ах, если бы, Оля, мы с тобой попали в Париж семь лет назад! Могли бы сходить на международную выставку открыток!

– Лизонька, ты будешь писать открытые письма своей мамушке? На выставку не попадем, но открыток, думаю, на наш век хватит, – басил Сергей Аркадьевич.

– Меня эти картинки мало интересуют. Я предпочитаю живые впечатления, Серж!

– Во Франции каждый год выпускают по триста миллионов открыток в год! – мечтательно сказала я. – Живые впечатления стираются, а так останется память о нашей заграничной поездке! Да и стоят открытые письма с видами всего по 3 копейки!

– Ну, раз по 3 копейки, – рассудительно вела Лизонька бровью, – можно будет тоже собрать небольшую коллекцию, да, Серж?

Так, за разговорами прошел весь день. Вечером мы с Шубаровым и Ядвисей решили поужинать в купе, чтобы доесть оставшиеся припасы, а Лизонька настояла, чтобы они с мужем пошли в вагон-ресторан. Если быть откровенной, то мне тоже хотелось в вагон-ресторан, но я посчитала, что дешевле обойдется позавтракать у себя, и начала разворачивать из полотенца свою холодную курицу. В купе зажгли электрический свет, и Шубаров тоже полез открывать свой погребец. Он торжественно вытащил оттуда весь свой дорожный запас: тающую семгу, белую булку, ветчину «от Гавриловича» и сыр «от Белова»…

– Пировать так пировать! – засмеялась я, добавляя к столу вареные яйца и бумажные салфетки.

Заметив, что Ядвися тушуется, Шубаров не по-кавалерски, но все равно предложил ей отведать всего по кусочку, и в конце концов, отбросив манеры, мы по-товарищески умяли закуски, причем в самом опустошительном количестве. После трапезы Ядвися вскинула руками и поспешно удалилась в свое купе, чтобы через минуту принести каждому из нас по ароматному апельсину. В меня уже не влезала даже долька этого замечательного фрукта, поэтому я рассудила, что сохраню его на память о нашем прекрасном вечере. До самого утра.