Сами эти названия звучат как стихи.
Здесь знак, символ, метафора. Минарет стоит, сад умер. Саду необходимо журчание воды, непрерывное присутствие жизни. Несколько лет запустения – и от него не остается и следа. А дворец будет разрушаться долго. Пески могут отступать, наступать, люди уходить, приходить, восхищаться старыми монументами и доблестью предков, и не вспомнить даже, что здесь цвели деревья. Камень надежен, но только тень сада и изобилие плодов земных утешает, дает надежду и отдых.
И вот еще один символ. Рядом с грандиозным мавзолеем Тимура стоит небольшой мавзолей Аксарай. У одной из его стен, в подземной нише, похоронен человек без головы. Вероятно, он был казнен. Это Абдул-Латиф, сын и убийца великолепного Улугбека. Вот, рядом, великая слава Тимуридов и тьма отцеубийцы. Пути жизни и пути смерти смешивались в древности в очень ясных сочетаниях: слава и позор, честь и бесчестье, прекрасная ясность давно прошедших времен.
…На этом хотелось сделать паузу, может быть даже с кем-то поговорить. Когда ты прогуливаешься по незнакомому городу один, то думаешь очень часто не просто словами, а картинками или отдельными мелодическими отрывками, звуками. Они проносятся на скорости в сознании, и иногда, чтобы их поймать, чтобы они не исчезли, очень хочется что-то записать, с кем-то переброситься хотя бы парой слов. Но в чайхане напротив Гур-Эмира, куда я зашел выпить чайничек чаю и перевести дыхание, отдыхали только случайные туристы. И еще несколько местных мужиков тихо обсуждали то ли на узбекском, то ли на таджикском свои повседневные дела. Но выглядели они при этом как заговорщики, и на пришельца не обратили ни малейшего внимания.
Делать нечего, так бывает. Восток иногда отгораживается от тебя непроницаемой прозрачной стеной, и ты глядишь на него, как на изображение на экране. Человек из другого мира, которого здесь никто не замечает. Движущиеся фигурки, звуковой фон. Тогда твое собственное странствие настигает тебя, и ты застываешь в полной растерянности.
Но тормозить было некогда, надо было двигаться дальше, и от Гур-Эмира я отправился к подножью Афросиаба.
XV. Древняя область тьмы
Если всерьез говорить об азиатской жути, то она живет именно здесь. Афросиаб – это свист ветра и полная тишина. Огромный город в городе, практически рядом с центром, и при этом он совершенно пуст…
…Когда-то этот город называли Мириканд или Самускент, он был велик и стар уже в VI веке до нашей эры, когда сюда пришел Великий Кир. Возникает ощущение, что он был велик и стар всегда. Составители хронологических таблиц могут сколько угодно спорить о своих датировках – им не найти года рождения Самарканда…
…По этим улицам ходили древние согдийцы, библейские пророки и зороастрийские маги, здесь искал свою любовь Александр Македонский и спорили о ценах купцы Великого Шелкового пути, здесь Ибн Сина обсуждал строение человеческого тела и смысл человеческой жизни с суфийскими дервишами, здесь бушевали восстания и мудрость ценила уединение. Но потом сюда пришел Чингиз-хан, и все кончилось. Монголы сотворили нечто такое, что можно сравнить только с атомным взрывом или каждодневными ковровыми бомбардировками. Город был превращен в пыль. Кровь настолько пропитала землю, что несколько столетий здесь не росла трава. Теперь растет, но животные сторонятся этих мест.
…Афросиаб – не название поселения, а имя царя. Так звали главного отрицательного героя из персидского эпоса и «Шахнаме» великого Фирдоуси. Это был единый мир.
Когда-то согдийцы, древние кочевники, осели в долине Зарафшана, в междуречье Амударьи и Сырдарьи. Среди них были и тюрки, и персы, и монголы, но говорили они на персидских языках. Их главной книгой была «Авеста», а главным пророком – воспетый Ницше Заратустра.
Согласно легенде, Афросиаб был царем Турана, той области тьмы, которая стала главным врагом Ирана, обители Света. Кто-то из современных умников сравнил Иран и Туран с Гондором и Мордором из знаменитого фэнтези Д.Р.Р. Толкиена. Но одно дело – мир британских фантазий и политических предпочтений под модной обложкой, и совсем другое – живая персидская древность.
Кочевой Туран противостоял земледельческому Ирану. И те, и другие знали мир и умели вести войну.
Афросиаб, согласно авестийской традиции, – потомок Тура, среднего сына первого царя Ирана Фаридуна. «Авеста» называет его то обманчивым, то коварным, а «Шахнаме» рассказывает, как он соблазнял и губил одного персидского богатыря за другим. Сиавуш, основатель Бухары, как раз и построил крепость Арк ради свадьбы с дочерью Афросиаба. И от коварства Афросиаба погиб. Герои тех лет с замечательной последовательностью занимались любовью, обманывали и убивали друг друга, не видя в этом никаких противоречий. Как раз сын Сиавуша, праведный иранский шах Кай Хосров, наконец, одолел нашего героя, до того неуязвимого, благодаря своим чарам.
Войска Афросиаба были разбиты. Волшебник пытался спастись на дне озера Заранг, но погиб благородно. Он вышел к своим врагам, думая спасти брата Гарсиваза, которого избивали иранцы. Тут еще один праведник – отшельник Хум – во имя света и добра добил несчастного.
Такова была судьба основателя цитадели, если верить персидским легендам, песням и сказкам. А в эти истории поражений, побед, проклятий и предсказаний решительно хочется верить, когда в сердце большого азиатского города ты видишь совершенно безлюдную местность, окруженную стенами, вопиющими о собственной древности. Очень странное чувство. Пустыня хранит в себе оазисы и города, но в одном из таких оазисов, в едва ли не самом славном из этих городов, ты снова встречаешь маленькую пустыню, где страшные легенды о царе-маге переплетаются с более чем достоверными рассказами о монгольских зверствах и запустении последних веков.
…У стен Афросиаба – древности, потом – кладбища, в том числе и современные, а потом звенящая пустота. Там есть несколько улиц, но почти никаких зданий и никаких машин.
Я проник в древний город с юга и двинулся по улице-кладбищу, как его называют местные, через некрополь Шахи-Зинда. Мой путь лежал к мечети Хазрет-Хызр, с которой связана древняя легенда. Мне еще Саид пересказал ее в Москве, потом я слышал ее в Бухаре, она вообще гуляет по всему Востоку.
Святой Хызр – покровитель путешественников и искателей истины. Он был то ли странником, то ли воином Александра Македонского и искупался в роднике бессмертия где-то в горах Памира. Он набрал кувшин этой воды и хотел омыть ей Двурогого, но кувшин разбился. С тех пор Хызр гуляет по свету, нигде не останавливается. Узнать его легко, на большом пальце правой руки у него не хватает фаланги. Он является пророкам, поэтам и странникам в самые трудные минуты их жизни, но только тогда, когда те вспоминают о нем.