Не без удивления доктор признал в ряду великолепных, благопристойных бород жалкую седоватую бороденку… тилляуского муфтия.

«Мышь на куске казанского мыла, — почему-то вспомнилось доктору образное выражение тилляусцев. — Что он тут делает в «тени» эмира?»

Доктор не имел желания вступать в разговоры с господином муфтием, который отобрал и «воровски» увел тогда приемного сына Мирзу.

Кроме того, он помнил о «дипломатической рекомендации» присутствовавшего при встрече его еще на вокзале в Кагане политического агента Российского императорского правительства — «держаться со всеми в Бухаре любезно, быть предельно терпимым и, самое главное, никого не осуждать ни словом, ни делом, ни взглядом».

И доктор счел за лучшее не признать после стольких лет своего пациента, но тот, едва обнаружил среди гостей Ивана Петровича, чуть ли не бросился к нему с объятиями.

— Ассалом алейкум! О, предел ума и знаний!

— Ваше здоровье, господин муфтий? — поспешил предупредить поток комплиментов доктор. — Самочувствие?

— Позвольте вас познакомить со светочем законности и справедливости господином казикаланом.

«О, муфтий с самим казикаланом якшается. Видимо, наш муфтий — важная птица, если у него такие покровители». Он постарался отвлечь собеседников:

— А скажите, пожалуйста, где ваши сыновья, господин муфтий?

Иван Петрович прервал себя на полуслове. На память ему пришла бледная, постная физиономия Мирзы.

— О, наши сыновья здесь, они просвещались светом мусульманской науки в священном городе халифа — Стамбуле! Их знания полностью согласны со столпами религии, как то и подобает сыновьям мусульманина.

Его важно прервал казикалан:

— Каждому свое. Конечно, мы знаем, что и в русских школах сеются семена наук. Но…

Кивнув в сторону муфтия, доктор спросил:

— Как вы себя чувствуете, господин? Не появляются ли какие-нибудь неприятные ощущения у вас в глазах? Не трудно ли вам читать? У вас покрасневшие… Не выписать ли вам очки?

Слова доктора заинтересовали казикалана, и господину муфтию пришлось рассказать о своем знакомстве с доктором, о чудодейственной его операции.

— Да обережемся мы от досады и злости! — воскликнул казикалан. — Вы, муфтий, должны вечно благодарить этого достойного человека, которого их высочество недаром собирается озарять благодеяниями своей малости!

Столпившиеся вокруг чалмоносцы внимательно слушали, одобрительно кивали, восклицая:

— Офарин! Молодец!