В среду вечером Джеймс Мэлпас сидел в своем домашнем кабинете у себя в Ричмонде, окруженный полками с первыми изданиями многих книг. Он никогда не читал эти книги, но они представляли реальную ценность, и вид у них был впечатляющий. Он достал из ящика стола листок бумаги и разгладил его ладонью. Это был составленный им список членов правления банка «Броди Макклин» с пометками о том, как они могут проголосовать. На этот раз он поставил свои инициалы около фамилии человека, возглавляющего Общий инвестиционный траст-фонд[9].

Мэлпас довольно улыбнулся, вспоминая, как легко получил этот голос: невинная беседа во время ленча. Он поделился с коллегой некоторой информацией. Любой инвестор, если только у него есть голова на плечах, должен сейчас избавляться от акций «Мартиндейл», а потом вновь приобрести их, но после того, как будет опубликован удручающий отчет о деятельности компании за полгода. Директор траст-фонда понимающе кивал.

Джеймс спрятал листок в ящик стола, довольный тем, что влияние Рейвенскрофта разваливается. Статья в журнале «Бизнес уик Интернэшнл», разумеется, также этому способствовала: в результате в банке пролито море крови. Словно вернулись времена Джозефа Маккарти и он лично бродил по коридорам, проводя расследования и разоблачая. Однако сторонникам Рейвенскрофта не хватило ума, чтобы понять, кто все это подстроил. Они подозревали, что банк «Эмпайр Нэшнл» сам допустил утечку информации, поскольку в статье дураком выглядел как раз «Броди Макклин», а все дело оборачивалось так, будто американцам удалось его облапошить. Чарльз Рейвенскрофт закатил бурный скандал президенту «Эмпайр Нэшнл», и идея слияния банков была фактически похоронена. На обеспокоенном лице Джеймса появилось удовлетворение.

Причиной его беспокойства в тот вечер стала Фиона. Он вдруг осознал, что не слишком считался с чувствами жены: накопилось так много невысказанного, а он был вечно занят делами, чтобы обращать на это внимание. Она не навязывала ему своего мнения, не пыталась давить, и Джеймс думал об этом с признательностью. Благодаря такому качеству она была прекрасной хозяйкой и помощницей, никогда ему не перечила, умела побудить других рассказывать о себе, в то время как сама избегала любых откровений.

Джеймс заметил эту черту ее характера еще десять лет назад, когда они встретились на открытии выставки в галерее на Бонд-стрит. Фиона собиралась стать реставратором, и, познакомившись с ней, Джеймс сразу оценил ее сдержанность и рассудительность. Ему понравилось и то, что она была высокой — пять футов одиннадцать дюймов, хотя она и стеснялась своего роста. У нее было бледное лицо с правильными чертами, но ей всю жизнь приходилось бороться, чтобы не выглядеть слишком худой. Это не волновало Джеймса — он терпеть не мог толстых. Длинные, до плеч, белокурые волосы она чаше всего собирала сзади в «конский хвост». В ту самую минуту, когда Джеймс увидел ее, он понял, что именно такая женщина ему нужна, и через полгода они поженились.

Фиона родилась в шотландской семье, принадлежащей к верхушке среднего класса. Ей было обеспечено приличное содержание, чтобы она могла свободно продолжать образование. Джеймс учился у нее хорошим манерам, умению одеваться и быть обаятельным в общении с людьми. Прислушиваясь к ее речи, он перестал употреблять такие слова, как «пардон», «салон» и «сортир», а вместо этого говорил: «гостиная» и «туалет»; не расслышав же собеседника, произносил: «Извините!». Она была находкой во всех отношениях, и он никогда не упрекал ее, что она не смогла родить ему сына и наследника.

Вечером они ждали гостей — члена правления банка «Броди Макклин» с женой. Это был один из запланированных обедов, которые Джеймс устраивал, чтобы выяснить, как относятся к нему коллеги и поддержат ли они его кандидатуру на пост председателя правления. Подобные светские мероприятия давали финансисту отличную возможность произвести впечатление на коллег и попытаться склонить их на свою сторону. По крайней мере Джеймс на это рассчитывал.

Мэлпас нашел жену в столовой их викторианского особняка. Фиона следила за сервировкой стола для предстоящего обеда, проверяя, не осталось ли на бокалах пятен после того, как их протерли. По обыкновению стол был накрыт безупречно; Мэлпас знал, что и блюда будут превосходными. Фиона надела очаровательную длинную цветастую юбку и шелковую блузку. Через три минуты он сумел убедить ее рассказать, чем она расстроена.

Ей позвонила миссис Коллинз — пожилая дама, владелица фермы, которую они собирались купить. Джеймс замешкался возле стола, зная, что последует за этими словами, и стал думать, как объяснить все своей наивной жене.

— Я была несколько удивлена, когда миссис Коллинз сообщила мне, что ты отказался от своего предложения, — начала Фиона неуверенно, избегая смотреть Джеймсу в глаза. — Она, естественно, расстроилась, а мне нечего было ей сказать.

— Дело в технической стороне вопроса, — ответил Джеймс бодро. — Я хочу предложить им заключить сделку на более разумных условиях. Очевидно, агент по продаже недвижимости ничего толком не объяснил миссис Коллинз.

Фиона, внимательно следившая, правильно ли украшают стол цветами, нахмурилась.

— Мистер и миссис Коллинз дали обязательство купить бунгало в Бадлей-Солтертоне, — объяснила она. — Они подписали контракт и попали в неприятное положение. Ведь они не могут рассчитывать, что появится новый покупатель.

Джеймс вздохнул.

— Ради Бога, Фиона!

Она переставляла цветы и, похоже, не слышала, что он говорит, и ему пришлось повысить голос:

— Завтра я собираюсь сделать им другое предложение, и у них будет время подумать. Это заставит их все как следует взвесить.