Книги

ДеньГа. Человек в море людей

22
18
20
22
24
26
28
30

В общем, и как матери, и как учительнице, да и вообще как человеку, матери Инева всё вышеперечисленное не могло не импонировать. Она всегда ставила меня в пример своему «раздолбаю», который уже к восьмому классу вымахал в здоровенного широкоплечего атлета. За ним охотились не только девчонки, но и все окрестные гоп-компании и сверстников, и чудил постарше. Охотились не в смысле – отметелить, а в смысле – заполучить в свои ряды. Охота шла с переменным успехом, Инев рос отнюдь не паинькой, и моя «примерная», образцово-показательная роль, как я теперь понимаю, была для его родителей очень важна.

Тем более что я ко всему прочему обладал ещё и неким магнетизмом. Нет, не месмерическим*, а сугубо творческим. Я постоянно генерировал безобидные ребячьи забавы – «чемпионаты мира» по настольному хоккею, морские сражения с самолично выплавленными из свинца боевыми корабликами, турниры по «большому теннису» с деревянными лопатками вместо ракеток, гонки на велосипедах и прочее, прочее, прочее. Причём самыми опасными из наших забав можно назвать войнушки с деревянным вооружением, стреляющим алюминиевыми «пульками» под действием силы натяжения резины-«венгерки».

*Месмерический магнетизм – по имени австрийского врача Мессмера (1734-1815). Благодаря своим гипнотическим экспериментам он стал настолько знаменит, что гипноз в то время называли месмеризмом.

В общем, со мной жилось интересно. И главное – всё строго в рамках моральной и социалистической законности. Ни тебе курения в кустах. Ни дегустаций портвейна. Ни драк с соседним кварталом. Ни тем паче подламывания киосков. Ещё бы я не нравился матерям своих друзей и приятелей…

Мы окончили школу и разъехались – поступать. Я, несмотря на средний балл своего «аттестата зрелости» в 4,78, поступил в техникум (в институт не решился, там конкурс ломился полтора десятка человек на место), Инев же пошёл по стопам отца – в военное училище.

Тут самое время будет сказать, что перед расставанием мы поклялись друг другу. Дескать, когда женимся и пойдут дети, то сыновей назовём в честь друг друга. Поклялись нешутейно. Всерьёз. Ну, он женился первым – среди военных курсантов это распространённая норма. «Женатиков» и в увольнение чаще, чем холостых, пускали, и к месту «дальнейшего прохождения службы» ехать веселее, тем более служить. Налаженный быт, домашние обеды с ужинами, женская ласка и всё такое прочее. И вот рождается у него сын. Узнаю это из письма, пишу ответ, интересуюсь, как там мой маленький тёзка…

Встретились мы с другом только через три года, когда Инев с семьёй приехал в отпуск, а я – на каникулы. Никакого такого моего тёзки у них не обнаружилось – обнаружился Антон. И лучше б я не спрашивал, почему. Ну назвали и назвали. Так сложилось. Мало ли что в детстве болтали. Но нет – взыграло ретивое! Спросил: «Почему, брат? Мы же клятву давали!» – А он и отвечает: «Ты прости меня. Мать отговорила – ну, ты знаешь её. Если в голову себе что-то втемяшит… Упёрлась, как противотанковый надолб: «Не называй, как друга, – да, он хороший, но неудачник». – «Это в чём же я – неудачник?!» – помнится, изумился я искренне. – «В том, что поступил в техникум, а не в институт. Что в армию «срочником» загремел. И вообще… Ну, это с её слов. Я так не думаю».

С тем мы тогда и расстались (нет, не раздружились, просто разъехались, я – доучиваться в своём «жалком» техникуме, он – в свою «успешную» войсковую часть командовать «срочниками-неудачниками»). И пошёл я дальше по жизни с этим вербальным* клеймом – неудачник. Было оно «для внутреннего пользования» – клеймо ущербности горело на внутренней стороне моего лба. Что называется, «Только для частного просмотра». Нельзя сказать, что я видел его постоянно, или хотя бы всегда помнил о нём – нет! К счастью – нет. Это функционировало во мне по-другому. Так, наверное, бывает у коней – пережитая боль впивающихся в бока шпор записана у них на подкорку, и всаднику впоследствии достаточно только наддать каблуками, чтобы конь мигом всё вспомнил, вмиг всё понял и до применения шпор хозяина не доводил…

* – словесный, устный (лат.)

7 руб. 30 коп. Интересный человек

Удача – норовистая кобылица, которая

покорствует не осмотрительным, а дерзким.

(»)

Мнение матери друга не стало для меня приговором. Ибо я быстро – о, благословенная молодость! – сказал себе: она перепутала. Она приняла некие внешние проявления моей не самой лёгкой судьбы за признаки неудачливости. А я – совсем не неудачник. Нет! Тут другое. Здесь то, что вытекает из других слов другого человека. Кстати, не менее знакового в моей жизни, только-только тогда раскрывавшейся. И этим человеком была наша классная руководительница – Алина Николаевна. В конце десятого класса, на одном из «классных часов» она, уж не помню, по какому поводу, вдруг при всех моих одноклассниках и одноклассницах сказала слова, которые до того не звучали ни в чей другой адрес. «…А Гойда у нас – очень интересный человек. Очень». Все тогда недоумённо заоглядывались на меня, посиживавшего себе тихо-мирно «на камчатке», на одной из трёх последних парт. Что, кстати, являлось моим осознанным выбором последних трёх-четырёх учебных лет – я уже тогда любил наблюдать за происходящим, хотя ещё не понимал, что это и есть главная черта моей личности, мой главный талант на пару с умением писать сочинения. Что и доведёт меня впоследствии до писания книг, приведёт в журналисты…

Кстати, удивительно, но спустя много лет, пересматривая знаменитый советский фильм «Доживём до понедельника», я вдруг увидел то, чего не замечал раньше. Я увидел, что герой картины – восьмиклассник Генка Шестопал – будто списан с меня. Я тоже сидел на последней парте. И также любил созерцать. И влюблялся – в разные годы учёбы – в самых красивых девчонок класса, хотя, опять же подобно Шестопалу, не уродился рослым красавцем, заводилой и неформальным лидером. И жил больше своей внутренней жизнью, чем жизнью класса, хотя совсем из неё не выпадал – просто занимал в ней своё, не самое видное, место. И даже внешне – спустя много лет я, наконец, разглядел, что даже внешне был похож на Шестопала. Помню, нашёл я тогда свою старую мальчишескую фотографию, и долго её разглядывал, находя сходство в типе лица, причёске, разрезе и выражении глаз… Как я раньше этого не видел, удивлялся я. И почему теперь мне это сходство, и внутреннее, и внешнее, стало так важно? Ну почему – мне – это – вообще – должно быть – важно?!

…Так вот – обо мне, всего-то десятикласснике, из уст взрослой, авторитетной личности прозвучало: очень интересный человек. Я – запомню – это – на всю жизнь. И, слава Богам, что так случилось: эта неожиданная «пятёрка»… да что «пятёрка» – целая «десятка», выданная по сути авансом, послужила мне настоящим антидотом, противоядием от страшного ярлыка «неудачник»… Боги знали, что делали, когда вкладывали в уста моей классной столь высокую оценку, проставленную не в классном журнале, а в самой Книге Жизни…

Но каким таким образом, спросите вы, неудачливость может быть связана с тем, что человек – интересный? Более того – проистекать из его интересности? Да очень просто – где это вы видели, чтобы у интересного человека жизнь сплошь состояла из удач? Да нет ничего скучнее, чем жизнь, стелющаяся пред тобой красной ковровой дорожкой! Когда всё – по щелчку пальцев – это ж с тоски дрянью всякой обдолбаешься, скурвишься, как минимум – в дорожного мажора, мелкотравчато куражащегося над гаишниками. Выродишься в наркомана удовольствий, а то и просто в наркомана. «Щёлк!» пальцами Богам – и поплыл человек. На десятом-двадцатом-тридцатом щелчке человек и приканчивается. В текущей жизни Боги таким одно подобие человеческое оставят, а в следующей – даже и подобием не сподобят. В булыжник на мостовой воплотят, по которой, вместо асфальта, новые стритрейсеры-мажоры для выработки анусных ощущений гонять будут.

… Разумеется, столь развёрнутое объяснение, как я не дал себя заклеймить на старте жизненной дистанции, – оно из дня сегодняшняго. Но суть – уже тогда была именно такой. Интересный человек – и живёт интересно. То вверх, то вниз. Вот кто-то на горочку поднялся, вот кто-то с горочки спустился. Чёрная полоса – белая полоса. То скипадара в одно место, то – капелька мёда в ту ложечку, под которой только что сосало. Вчера – миллиардный контракт, завтра – потеря своего дела. Ну и что там ждёт тебя завтра? А то и ждёт: интересная жизнь интересного человека.

Всё так. Всё верно. Однако бывают моменты, когда Боги могли бы и не жаться – спустить от щедрот своих побольше удачи. Хоть и говорят, что везёт тому, кто везёт… Но воз-то случается порой таким тяжёлым! Ну вот хотя бы в данный момент… В данных конкретных условиях… Ваше Величество – Удача, и мать твоя впридачу! Морду-то не вороти! Али не гож? Или рожей не пригож? Так может тогда – хоть за терпение моё? За все мои набитые шишки да натёртые мозоли? А? Или за это – не любят? А за что тогда там у вас, у небожительских баб, – любят, госпожа Фортуна? За смелость? За дерзость? «Смел и дерзок твой путь»…

Да, я – не везунчик. Мне в жизни мало что давалось легко. По щелчку пальцев – не про меня. Все мои успехи добывались умом, трудом и терпением. Но разве это ненормально? К тому же бывало, и не раз, что кроме заработанной потом и кровью (из мозолей) рыбёшки в мои трудовые сети заплывала-таки и рыба покрупнее – сама Удача! Да-да, бывало. И просила меня таким то-о-неньким голоском: «Отпусти меня, Старр-че(ловек)», я тебе… Ну-у, я тебе!!! Нет-нет, не в том смысле, мил рыбачок, не в угрожательном, Господь с тобой! А совсем в другом, в жаловательном – я тебя тем пожалую, я тебя этим осчастливлю»… Ну и отпускал, знамо дело, что я, зверь, что ли? А может, не надо было, отпускать-то? Может, свою жалостливость, свою человечность надо бы засунуть куда поглубже, а? Глядишь, и не пришлось бы, сердешному, так часто «сносить удары судьбы»…