Черный Удильщик поднял голову и внимательно посмотрел на свою двенадцатилетнюю дочь. Кажется, в этот момент он понял, почему девочка так любила эту историю. Мария знала, что никогда не влюбится, не выйдет замуж и не познает многогранной прелести жизни — все это отбирала у нее болезнь. Но история, написанная на страницах старой книги, позволяла слегка коснуться желаемого будущего и дарила слабую надежду на чудо.
— Я любил ее гораздо сильнее, чем герои этой глупой истории, — улыбнулся Черный Удильщик.
— Ничего она не глупая, — возразила девочка, и глаза ее начали закрываться от усталости.
Койкан поцеловал дочь в щеку и прошептал:
— Сегодня ты почувствуешь себя немного лучше, милая, обещаю.
Он поправил подушки, уложив девочку так, чтобы ей было удобно, и вышел из комнаты.
Утонув в мягком кресле, Лаврак погрузился в воспоминания. Они заклубились вокруг, и он, отгоняя туман, размахивал руками, пытаясь отыскать дорогу в реальность. Неожиданно из серого облака вынырнуло красивое женское лицо, и Лаврак замер, узнавая раскосые глаза и золотые вьющиеся волосы.
— Анна, — одними губами произнес Черный Удильщик и взял жену за руку. Ладонь была живой и теплой.
Женщина в простой ночной сорочке развернулась и повела мужчину за собой. Память моментально обнажила то, что Койкан отчаянно хотел бы забыть. В следующую секунду видимый свет померк и темнота, разливаясь, утопила пространство, оставив вдалеке лишь два движущихся силуэта. Образ женщины исчез, и Лаврак, оглядевшись по сторонам, против воли зашагал навстречу воспоминанию. Его ботинки промокли и тяжело чавкали, а костюм утратил презентабельный вид, провисая под тяжестью влаги. Приблизившись к людям, Койкан узнал в них себя и свою жену. Отступив на два шага, мужчина с болью наблюдал за знакомыми движениями. Тишина взорвалась, и ее сменил дикий крик извивающейся в емкости с водой женщины:
— Койкан, прошу тебя, не надо! Я хочу остаться собой!
Она цеплялась за руки своего мужа, а он с силой надавливал на хрупкие плечи, пытаясь погрузить Анну в воду. На его лице не было ни капли сострадания — только решимость.
— Ты не можешь так поступить со мной! — в исступлении кричал Лаврак, топя женщину в прозрачном сосуде. — Я смогу все исправить! Почему ты не веришь мне⁈
Золотые пряди, мелькнув, скрылись под водой. Черный Удильщик минуту удерживал жену, которая яростно сопротивлялась, царапая его руки. Вскоре ее хватка ослабла и на поверхность вырвалось несколько пузырей воздуха. Всюду была разлита вода, волосы мужчины прилипли ко лбу. Лаврак тяжело дышал. Отпустив женщину, он вынул дрожащие руки из емкости и глянул сквозь боковую стенку: Анна, широко раскрыв рот, покачивалась внутри. Ее безжизненные глаза были устремлены вверх.
— Нет, нет, нет, — повторял Койкан, водя руками по стеклу. — Пожалуйста, милая!
Вдруг жабры на шее женщины разомкнулись, и она протяжно заверещала, повернув голову к Черному Удильщику…
Лаврак очнулся и, резко взмахнув руками, сшиб телефонный аппарат с рядом стоящего столика. Тот звякнул, с грохотом упал на пол, трубка кувыркнулась, и комнату заполнил звук нескончаемого протяжного гудка. В дверь постучали, и Койкан, вытирая лицо от пота, произнес:
— Входите.
Осторожно открыв дверь, в гостиную зашел Макрурус.
— Сосуд перелома доставлен, господин. — И, замявшись, прибавил: — Надеюсь, я не опоздал?
Удильщик глянул в окно и увидел, что на город опустились густые сумерки. Проигнорировав глупый вопрос, мужчина отдал распоряжение: