Михаил Бейлин вспоминает: «Когда я стал говорить Бронштейну, что еще не было чемпионов мира, не получивших высшего образования, реакция Дэвика была очень болезненной: “Никогда не было, говоришь? Не было, так будет!” – повторял он».
Этот разговор состоялся весной 1951 года на Цветном бульваре Москвы во время матча Бронштейна с Ботвинником. Но путь к матчу на мировое первенство начался у Давида Бронштейна тремя годами раньше.
В 1948 году молодой Бронштейн победил в межзональном турнире в шведском Сальтшёбадене. Сборы перед перед соревнованием Давид провел с Исааком Болеславским.
Во время межзонального друзья детства Изя и Дэвик вместе анализировали отложенные позиции и готовились к партиям: у них никогда не было секретов друг от друга. В важной встрече с Сабо Бронштейн применил новинку, придуманную Болеславским, и венгерский гроссмейстер даже не вышел из дебюта.
«Мы с Болеславским друзья еще с довоенных чемпионатов Украины, – вспоминал Давид Бронштейн. – Быть может поэтому, играя в турнирах, мы никогда не чувствовали себя конкурентами, даже если не на шутку боролись за первое место, как, например, в Будапеште в 1950 году. Почти все наши турнирные партии заканчивались вничью. Не то чтобы мы договаривались, нет, этого мы не любили, но особого азарта в борьбе не было».
На самом деле большинство партий друзья «играли» дома или в гостиничном номере, а Болеславский обронил как-то, что на составление партий им требовалось порой больше усилий, чем если бы они играли их по-настоящему.
Бронштейн и Болеславский легко завоевали право играть в претендентском турнире. На турнир в Будапешт (1950) Бронштейн поехал с секундантом. Кто же еще мог им быть, как не Борис Самойлович Вайнштейн! Секундантом Болеславского стал опытный мастер Алексей Сокольский.
Будапештский турнир претендентов – звездный час Болеславского. Играя легко и непринужденно, он выигрывает партию за партией. Перед двумя последними турами Болеславский лидирует, опережая Бронштейна на очко. Учитывая более легкий финиш, его победа кажется обеспеченной.
В 1950 году правила розыгрыша первенства мира не были до конца обговоренными. Муссировалась идея, что в случае проигрыша чемпионом мира матча на мировое первенство, играется тройной матч-турнир – новый чемпион, проигравший и победитель очередного цикла турнира претендентов. Конечно, в случае победы Болеславского и Бронштейна ситуация была бы совсем другой, но Вайнштейн полагал, что ему удастся и в случае дележа первого места в претендентском турнире организовать тройной матч-турнир – чемпион мира Ботвинник, Болеславский и Бронштейн.
Именно Вайнштейну пришла в голову идея дать шанс Бронштейну догнать лидера турнира. Для этого Болеславский должен был согласиться на ничью в двух последних партиях. Тогда в случае побед Бронштейна над тем же Штальбергом, и над Кересом в последнем туре, друзья делили бы первое место.
Добродушный Болеславский согласился на предложение, хотя его секундант Сокольский был крайне разочарован и не скрывал этого: почему бы не побороться за чистое первое место, тем более что Гидеон Штальберг крайне неудачно играл в турнире, а у Болеславского были против него белые.
В книге «Импровизация в шахматном искусстве» Вайнштейн немало пишет о ситуации, сложившейся на финише турнира, но ни словом не упоминает о своей просьбе к Болеславскому. Вместо этого он пытается дать «логическое» обоснование его короткой ничьей с аутсайдером Штальбергом для ничего не подозревающих читателей: «Мог ли Болеславский ставить под удар результаты своего великолепного творчества, результаты сорока дней борьбы? Чего он мог достичь в случае связанной с большим риском победы? Первого места. А если сразу делал ничью? То же первое место или в крайнем случае дележ.
В победу Бронштейна над Кересом он не верил, во всяком случае, это было маловероятно. Ну, а если бы в погоне за выигрышем у Штальберга, он сам потерпел поражение? Ведь Штальберг не такой гроссмейстер, у которого можно взять очко по заказу только потому, что очень уж хочется выиграть. А в данном случае в этой ничьей со Штальбергом была заложена и более глубокая идея: победителю турнира в Будапеште предстоял матч с Ботвинником, и если победителей будет двое, то они сначала сыграют матч между собой.
Совершенно не исключено, что Болеславский не возражал бы сначала сыграть матч с Бронштейном, чтобы проверить себя перед матчем на первенство мира. Это была бы прекрасная тренировка. Ведь если Болеславский вступал в борьбу с чемпионом мира, то у Бронштейна он наверняка должен был выиграть. Вполне понятно, что шахматисты, когда они поставлены в условия беспрерывного отбора, действуют как спортсмены, думающие не о красоте шахмат, не о разрешении драматических коллизий, а о числе очков, о занятом месте, о праве на дальнейший отбор».
И многозначительно заключает: «Именно в этом причина того, что в последних турах отборочных турниров бесцветные ничьи и ничьи по уговору всё еще встречаются. И, добавим, не только ничьи, и не только в последнем туре».
Рядовому любителю словесный водопад Вайнштейна и его многозначительные намеки мало что говорили, но для участников турнира претендентов случившееся в последних турах было секретом Полишинеля.
Более откровенен был Бронштейн, пусть и спустя четыре десятка лет после описываемых событий: «Две последние партии претендентского турнира в Будапеште Болеславский, опережая меня на очко, на выигрыш играть не стал, а мне удалось выиграть у Штальберга и у Кереса и догнать его. У Болеславского были свои обязательства передо мной: в ходе турнира он попросил меня найти ничью в трудной отложенной позиции против Смыслова: у его тренера Сокольского ничего не получалось. Потом попросил не играть с ним на выигрыш. Я ничью нашел, на выигрыш играть не стал. К тому же он имел с Ботвинником катастрофический счет: семь поражений без единого выигрыша. В сущности я спас его репутацию, победив его в дополнительном матче – Ботвинник мог просто разгромить его…»
Обидные для Болеславского объяснения сделаны Бронштейном, когда друга юности уже не было в живых. Объяснения очень натянутые, больше похожие на извинения, и это понимал сам Бронштейн.
Уже в Будапеште он чувствовал себя не в своей тарелке, но когда заговаривал об этом с Вайнштейном, тот успокаивал его: «Ничего, Давид, мы поможем Болеславскому выиграть следующий турнир претендентов, и вы проиграете ему матч. И он тоже будет чемпионом мира…» (?!?! – Г.С.)
Вайнштейн вспоминает и о конфликте Котова с главой советской делегации Виктором Гоглидзе: «Котов заявил, что приехал Вайнштейн из НКВД и распределяет очки между евреями, в чем ему помогает Гоглидзе». Имелся в виду проигрыш Флором обеих партий Бронштейну, не выигрыш Лилиенталем у Бронштейна явно лучшей позиции, но главное – две короткие ничьи лидера на финише, произведшие на всех странное впечатление. Дело дошло даже до посла Советского Союза в Венгрии, поддержавшего Котова.