Ника прикрыла дверь шкафа. Почему-то раньше я никогда не обращал внимания на её домашнюю одежду. «Она в таком виде и по коридорам расхаживает, — подумал я с неудовольствием. — На неё же пялятся все кому не лень. В общаге полно ненормальных. О чем она только думает?»

— А что это у тебя с голосом? — спросила она и остановилась шагах в трёх от меня, будто не решилась подойти ближе. Щёки у неё пылали.

— Ерудда, дебольшое воспаледие либфоиддой оболочки. Дубаю, вазоботордый ридит. Но это чепуха, главдое, ты есть. Здачит, я де сплю.

— И говоришь ты странно, — она несмело подошла ещё на шаг. — Как будто это не ты. Да, я есть. Ты только теперь заметил? Я у тебя есть, куда мне деваться? Слушай, Дрю, насморк у тебя мощный. Погоди, я сейчас тебе дам.

Она снова спряталась от меня в шкаф, загородилась дверцей и стала там тихонько позвякивать чем-то.

— Дика, у тебя есть что-дибудь с тетризолида гидрохлоридом?

— С чем-с чем? — переспросила она, появляясь с пузырьком в руке. — Вот, есть тетраизол. Спрэй. Он и от горла тоже.

— Вот его то бде и дуждо.

— А, так ты за ним, — огорчилась Ника и снова остановилась в трёх шагах от меня.

— Дет, де толко, — возразил я. Закрыл глаза, потянул носом, пытаясь почуять… Но нет. Чёртов насморк.

— Дрю, ты что? — Я открыл глаза. Ника рядом уже.

— Дика, я хотел тебя… — начал я.

— О-ох! — сказали у меня за спиной. Я резко повернулся. Далила.

Кровати у них в комнате стояли точно так же, как в нашей со Штуцером конуре. На той, что справа от входа, лежала Далила. Домашнее белое кимоно, перехваченное поясом. Голова запрокинулась, рука свисала, пальцы едва не касались пола. Я не заметил, как оказался рядом с нею. Испарина у неё на лбу, глаза закачены. Ошейник. В другой руке — дримодем. Провод зарядки подключен. Лампочка светится — полный заряд. Не меньше двух часов она в отрыве.

— О! О-х! — еле слышно простонала Далила, губы её дрогнули. Я потянулся, собираясь отключить модем.

— Она просила не выключать, — предостерегла Ника.

«Да. Отключу её внезапно — неизвестно, чем это кончится. Как понять, что у неё там происходит?» — раздумывал я. Афрокожа на лбу девушки казалась синеватой в неярком свете ламп. Бисеринки пота, синие тени вокруг глаз, лицо искажено гримасой, спутанные осветлённые волосы на подушке — она казалась жалкой, непривлекательной. Даже смотреть на неё было неприятно, и всё же…

— Бде дадо туда, к дей, — сказал я, выпрямляясь. — Это дуждо остадовить.

Я пошел к двери.

— Подожди, Дрю! — Ника поймала меня за руку. — Если ты туда уйдёшь, то я тоже. Пропади всё… Я не хочу тут оставаться без тебя, пока ты будешь лежать вот так, как она. Пусть ты не со мной. Пусть. Но я с тобой.