— Прикольно! — высказался я под ритмичную пружинную музыку. Помолчал немного и стал рассуждать вслух: — Я сам попросил поселить меня с чип-модифицированным маньяком. И теперь спать мне нельзя. Вдруг ему надоест тот матрац и захочется порезвиться с этим? Спать нельзя. Глаз да глаз нужен за этим матрацанутым чипо… маном полосатогол… головатым матрасо…

Я рассуждал бы и дальше, хоть пустых слов не люблю, но меня сморил сон.

Так я познакомился со Штуцером. Оказалось — нормальный парень. Спокойный, если не доводить его шуточками и не подавать виду, что тебе смешно, когда кто-нибудь заденет-таки его за живое. Всё это вспомнилось мне в один момент, когда я глянул на похабную картинку и прочёл под ней надпись: «Матрас-матрас…» Меня чуть ли не пополам от смеха согнуло.

— И ты?! — завизжал Штуцер голосом возбуждённой валькирии. Я решил — всё, погибну как герой; смех душил меня, не давая оправдаться, но мне повезло. Штуцер опаздывал на первую пару, а точность для него превыше всего. Он только пихнул меня в спину и с криком: «Вешайтесь! Вернусь вечером…» — и умчался. Я послушал его топот на лестнице, потёр башку, — толкнул меня прямо в дверь! — и стал обдирать злополучную картинку. Гадство это, вот что я скажу. Штуцер не виноват, что он таким стал. Чиповали его в раннем детстве, позже обнаружился у него сдвиг. Что-то вроде лунатизма у нормальных людей. Обычный чипанутый, когда смотрит чип-видео, полностью оторван от реала. Ничего не видит, не слышит, а главное — не пытается ходить или говорить. Лежит себе бревно бревном. Какая-то хрень у него отключается в таламусе, если я правильно запомнил то, что герр Шпехт долбил нам на позапрошлой лекции по чипологии. В таламусе или нет, не поручусь, экзамен по чипологии нескоро, но точно вам скажу, отключается что-то. А у Штуцера — нет. По правде говоря, нельзя его было чиповать, но кто ж теперь признает, что искалечил бедного парня? А Штуц ещё вдобавок поведен на чипорниках. Аж трясётся, пока не попадёт в комнату, по дороге перебирает клипы, только дверь за ним закроется, он — клик! — в тот, который понравился. А клипы часто с автозапуском, особенно палёные. Однажды он отколол этот номер на лекции по теории хака. Просто пролистывал клипы и нарвался на оргию с автозапуском. С тех пор о сдвиге Штуца стало известно всем в общаге; как раз на следующее утро появилась на нашей двери первая картинка. На ней Штуц загонял профессора на карниз, вопя: «А теперь перейдём от теории к практике».

Я вздохнул, скомкал пошлое художество и швырнул в корзину. Не попал, как всегда. Идти подбирать обломился, тем более что не один я такой баскетболист — вокруг корзины метра на полтора всякой дряни набросано. И времени у меня всё равно не осталось совсем, нужно было до начала второй пары разобраться с домашкой.

За химернетику я взялся с неохотой. Какая, скажите, тестеру польза от химернетики? Зачем мне все эти нанороботы, все эти сортировщики, вентили-шментили. Репликаторы эти вонючие. Не понимаю. Я-то думал, тестировщика дело — игрухи тестировать, а не ковыряться в молекулярных моторах. Вот, думал, для меня занятие — то, что надо, особенно если специализироваться на шутерах или ролевухах (гонки там или квесты я не люблю). Нет, сиди теперь, возись с нанопропеллерами, разбирателями-собирателями…

— Опять накидали! — прогудел в коридоре голос комендантши и раскатился эхом: «дали-дали». — Понаехало вас полный город дармоедов по углам гадить все вы мастера а как убирать так одна я сколько раз говорила мусор чтоб в корзину лишний шаг вам сделать корона спадёт а я теперь подбирать за вами хакеры вы недоделанные…

Она заунывно гундела, ей подвывал выведенный на утреннюю прогулку киберуборщик. Я из-за неё потерял метку направления, влепил правую спираль вместо левой, оскалился, заткнул уши и стал проверять всё заново. Когда опустил руки, чтобы выправить схему своей нанофабрики, услышал продолжение:

— …одна а вас много тут понаехавших один лучше другого чтоб вас в фуде утопили всех сразу я порадуюсь бельё тут ваше собирать в туалете поналивали воды по колено мусор бумажки чтоб дети ваши если они у вас ещё будут так у вас дома гадили как вы здесь у меня…

Я опять заткнул уши. Надоело. Каждое гадское утро эта тётка под дверями нудит. Нигде нет покоя. Дома маман доставала, здесь эта… Я убрал руки от ушей, прислушался. Ушла на другой этаж.

Тогда я кое-как доделал химернетику, быстренько собрался и поскакал в естетскую столовую на четырнадцатый этаж, втайне надеясь встретить там Далилу. Напрасные хлопоты. Далила у нас отличница; кто-кто, а она, небось, химернетикой утром не занималась, всё сделала ещё позавчера, позавтракала давно на пару с Никой, двумя чашечками кофе и одним пирожным на двоих, и потащила подругу в парк — кормить белок остатками того самого пирожного. И следом за ними увязалась толпа тестировщиков-естетов мужского пола. Не за белками и крошками от пирожного, а за Далилой и Никой, причём главным образом за Далилой. Чтобы глядеть на неё, преданно вывесив язык, и сгонять по её знаку несчастных белок с деревьев. Я это хорошо знаю, потому как сам такой. Гляну на Далилу, и готово дело. Язык наружу, и вперёд — за белками.

В зале было пустовато, но не так чтобы совсем. Когда я повернулся от стойки, ища, где бы съесть свой бифштекс с яйцом и порцию салата из неизвестных науке овощей, меня окликнули:

— Эндрю! Тащи сюда сей скудный табльдот.

Бенито не из тех, кто станет ухлёстывать за Далилой. Сказать честно, он единственный из нашей группы ни разу не был мною уличён в охоте за белками, может быть, в этом настоящая причина моего к нему отношения. Я его не люблю, но уважаю.

— Доброе утро, Эндрю, — поздоровался Бенито, высокомерно поглядывая на мой бифштекс.

— Привет, Беня, — ответил я, развалился напротив него и задрал локти на стол. Очень хотелось позлить Бенито. Видно же, корёжит парня, когда его называют Беней, но виду не подаёт, какое там.

— Что ты такой печальный сегодня, мой друг? Подвергся домогательствам Штуцера?

В этом весь Бенито. Виду не подал, но тут же расквитался со мной той же монетой: поддел синтета и меня заодно — за то, что делю с ним комнату.

— Нет, — ответил я, ковыряя в бифштексе вилкой. — Просто какой-то лишенец опять испоганил нам дверь корявой мазнёй и бездарными стихами.

Я так до сих пор и не знаю, кто же рисовал на Штуцера шаржи. Подозревал Бенито или кого-нибудь из его компании, но поймать так и не смог. Скорее всего, Беня был к этому делу непричастен, потому как не потерпел бы, чтоб кто-нибудь назвал его стихи бездарными.