Сновидение пятое

697 Этот сон приснился даме с академическим образованием несколько лет назад и без привязки к НЛО: «Две женщины стоят на краю света и осматриваются. Старшая выше ростом, но хромая. Младшая, ниже ростом, держит старшую под руку, как бы поддерживая. Старшая глядит мужественно (почему-то для меня она схожа с госпожой X), а младшая старается быть смелой, но явно боится. Ее голова наклонена (я отождествляю себя с этой второй фигурой). Над ними полумесяц и утренняя звезда. Справа восходит солнце. Дальше движется по небу серебристый эллиптический объект. Вдоль его края толпятся фигуры, вроде бы человеческие, все в серебристо-белых плащах. Женщины благоговеют и трепещут перед этим неземным, космическим пространством; подобное ощущение возможно лишь в миг наблюдения».

698 Пробудившись от этого поистине поразительного сна, сновидица немедленно взялась за кисть, чтобы запечатлеть увиденное (см. вклейку, рис. 1). Этот сон описывает типичное явление НЛО, в котором, как и в первом из рассмотренных нами сновидений, отмечается мотив «присутствия», наличия живых существ. Ясно, что перед нами некая пограничная ситуация, о чем свидетельствует словосочетание «на краю света». Далее раскинулось космическое пространство с его планетами и звездами (либо это земля мертвых – или владения бессознательного). В первом случае предполагается космический корабль, техническое достижение более высокоразвитых инопланетян; во втором – ангелы или духи мертвых, которые приходят на землю, чтобы забрать человеческую душу. Речь о госпоже X, которая нуждается в «поддержке» из-за своей болезни. Ее здоровье действительно давало основания для беспокойства, и она умерла приблизительно через два года после этого сновидения. Соответственно, сновидица восприняла свой сон как предвестие. Третья возможность (потустороннее есть бессознательное) указывает на олицетворение последнего, а именно на анимус в его характерной множественности; праздничные белые одеяния «экипажа» наводят на мысль о супружеском союзе противоположностей. Этот символизм, как мы знаем, подразумевает смерть как высшее воплощение целостности. Значит, догадка сновидицы о том, что сон предупреждал о скорой кончине ее подруги, может быть верной.

699 Получается, что сновидение использует символ дискообразного НЛО, управляемого духами, – космического корабля, прилетевшего из-за пределов нашего мира, чтобы забрать души умерших. Из сновидения неясно место отправления корабля: это может быть солнце, луна или что-то еще. Согласно мифу из «Acta Archelai»[422], корабль должен прилететь с растущей луны, что увеличивается в размерах в соответствии с количеством усопших душ, которые зачерпываются с земли на солнце двенадцатью ведрами, а затем, уже очищенными, высыпаются на луну. Уподобление НЛО древнему Харону определенно не встречалось мне до сих пор в литературе по предмету. В этом нет ничего удивительного, потому, во-первых, что «классические» отсылки такого рода редки у людей с современным образованием, и потому, во-вторых, что они могут привести к очень неприятным выводам. Явный прирост количества наблюдений НЛО за последние годы встревожил массовое сознание: нетрудно допустить, что с появлением такого множества космических кораблей извне можно ожидать соответствующего возрастания количества смертей. Мы знаем, что ранее подобные явления истолковывались именно указанным образом, что в них видели предвестников «великого умирания» (grossen Sterben), войн и эпидемий, сходных с темными предчувствиями, лежащими в основе нашего современного страха. Не следует думать, будто широкие массы ныне обрели просвещенность, в которой такие вот мнения уже не могут укорениться.

700 Средние века, Античность и доисторическая пора отнюдь не умерли в нас, как полагают «просвещенные»; они продолжают жить в сознании широких слоев населения. Мифология и магия по-прежнему процветают в нашей среде, они неведомы лишь тем, кто в силу рационалистического воспитания оторвался от своих корней[423]. Помимо церковного символизма, который олицетворяет шесть тысячелетий духовного развития и постоянно обновляется, среди нас до сих пор живы его сомнительные родичи – магические фантазии и практики, – несмотря на все потуги образования и просвещения. Нужно прожить много лет в швейцарской сельской местности, чтобы уловить этот факт, ибо он вовсе не стремится к известности. Но стоит лишь прийти к такому пониманию, как жизнь начинает преподносить одно удивительное открытие за другим. Вы встречаете первобытного знахаря в облике так называемого «Strudel»[424] и обнаруживаете клятвы на крови, принесенные дьяволу, булавки в восковых фигурках и заклинания для лишения домашнего скота молока, а также обилие рукописных магических книг. В доме одного из таких деревенских волшебников я как-то отыскал магическую книгу конца девятнадцатого столетия: она начиналась с чародейного мерзебургского заклинания[425] на почти современном верхненемецком языке и обращения к Венере неизвестного происхождения. Указанные волшебники нередко могут похвастаться большой клиентурой из города и деревни. Я своими глазами видел сотни благодарственных писем, адресованных одному чародею: его восхваляли за избавление от призраков в домах и конюшнях, за снятие проклятия с людей и животных и за излечение всевозможных недугов. Тем из моих читателей, кто слыхом не слыхивал о подобном и потому решит, что я преувеличиваю, укажу на легко проверяемый факт: расцвет астрологии пришелся не на «темное средневековье», а на середину двадцатого столетия, когда газеты уже не стесняются публиковать гороскопы на неделю[426]. Тонкая прослойка рационалистов, лишенных корней, с удовлетворением читает в энциклопедии, что в 1723 году господин такой-то велел составлять гороскопы для своих детей, но не подозревает, что в наши дни гороскоп стал почти сродни визитной карточке. Те, кто хотя бы поверхностно знаком с этой картиной и хоть как-то ею затронут, подчиняются неписаному, но строго соблюдаемому правилу: «О подобном не говорят вслух». Об этом шепчутся, никто не признается публично, ибо никому не хочется прослыть глупцом. Но действительность опровергает все «умные» домыслы.

701 Я упоминаю о том, что можно обнаружить в основаниях нашего общества, главным образом из-за символизма сновидений, который для многих столь невразумителен именно по причине неосведомленности относительно множества исторических и современных фактов. Что скажут такие люди, свяжи я сон обычного человека с Вотаном или Бальдром? Меня обвинят в ученой эксцентричности, знать не зная, что в той же деревне проживает «волшебник», снявший проклятие с конюшни сновидца, и что воспользовался он для этой цели магической книгой, каковая начинается с мерзебургского заклинания. Тот, кому неведомо, что по нашим швейцарским кантонам до сих пор бродит «воинство Вотана» – просвещение ему не помеха, – укорит меня в причудливости мышления, если я отнесу беспокойный сон горожанина об одиноком альпе[427] к «блаженным людям» (мертвецам), хотя со всех сторон скептика окружают горцы, для которых «Doggeli»[428] и ночная кавалькада Вотана – реальность, которой они боятся, не признаваясь в этом, а вслух говорят, что ничего не знают. Нужно совсем мало, чтобы преодолеть мнимую пропасть между доисторическим миром и настоящим. Но мы настолько отождествляем себя с мимолетным сознанием настоящего, что забываем о «вневременности» наших психических оснований. Все, что длилось дольше и будет длиться дольше, чем живет вихрь современных политических движений, рассматривается как фантастический вздор, которого следует старательно избегать. Тем самым мы подвергаем себя величайшей психической опасности, а именно лишенному корней интеллектуализму, который почему-то отделяется от подлинного носителя духовности, то есть от настоящего человека. К сожалению, люди воображают, что на них действует лишь осознаваемое, а для всего неизвестного найдется какой-нибудь специалист, уже давно внесший свой вклад в науку. Это заблуждение тем правдоподобнее, что в настоящее время индивидууму и вправду невозможно усвоить те знания, какими располагают специалисты. Но поскольку с субъективной точки зрения наиболее полезные переживания преимущественно индивидуальны и, следовательно, наиболее маловероятны, вопрошающий обычно не получает от ученых удовлетворительного ответа. Типичным примером здесь является книга Менцеля об НЛО[429]. Интерес ученого слишком легко сводится к общему, типичному, усредненному, ибо такова, в конце концов, основа всякой эмпирической науки. Однако основа не имеет большого значения, если на ней нельзя возвести чего-то, что оставляет место исключительному и экстраординарному.

702 В пограничной ситуации, вроде той, какую рисует наше сновидение, следует ожидать чего-то необыкновенного (вернее, того, что кажется нам необыкновенным, хотя на самом деле оно всегда было свойственно таким ситуациям): корабль смерти приближается, на нем сонм духов, усопшая присоединяется к ним, и сонм увлекает за собой очередную душу.

703 Когда возникают архетипические идеи такого рода, они неизменно знаменуют собой нечто необычное. Это не надуманное истолкование; внимание сновидицы, привлеченное многими поверхностными признаками картины, попросту упускает из вида главное, а именно близость смерти, которая в известном смысле касается ее ничуть не меньше, чем ее подруги. С мотивом «присутствия» живых существ на космическом корабле мы встречались во сне о металлическом пауке – и встретимся также в следующем. Инстинктивное сопротивление более глубоким содержаниям этого мотива может объяснить, почему он, как кажется, не играет никакой роли в литературе об НЛО. Мы могли бы воскликнуть вместе с персонажем «Фауста»: «Не призывай знакомый этот рой!»[430]. Но в этом призыве нет нужды, потому что обо всем уже позаботился страх, нависающий над миром.