Когда я вернулся, Варвара уже закончила общение по моему телефону и теперь возилась с моим же ноутбуком, пристраивая его на компьютерном столике.

— Поступило много информации, — объяснила она, — и нужной, и ненужной. У Сергея Борисовича нет времени, и всю эту кучу он сбросил на твою почту.

— Куда ты безуспешно пытаешься войти, — подметил я.

— Да, — согласилась Варвара. — Для нас обоих было бы удобнее, если бы ты завел на рабочем столе папку «Явки, шифры, пароли», и мне не пришлось бы всякий раз ломать голову. Ага, открылась…

— Может, я сам все сделаю? — предположил я. — Да, я в прошлом военный, но уже умею отличать браузер от «маузера» и все такое. А копаться в чужих вещах, извини, такой моветон…

И что у нее за привычка — одним взглядом выпивать всю кровь? Это к вопросу о свадьбе, в целесообразности которой я еще сомневался.

Я оставил ее наедине с моей собственностью, ушел пить кофе, потом принимал душ, курил на балконе. По пути в спальню заглянул Варваре через плечо. Она отсутствовала в этом мире — остался только затылок. Я удалился в спальню и оттуда подглядывал через приоткрытую дверь, как она работает. Я любил смотреть на Варвару — особенно в те моменты, когда она не смотрела на меня. Как прокомментировал наши отношения один знакомый: смотреть-то приятно, вот только пользоваться неудобно.

Она пришла в постель, когда мои глаза уже слипались, а из подсознания выбирались ворчливые монстры. Разделась, пристроилась под бочок и заворковала:

— Так, хорошенько запоминай, чтобы утром не спрашивать. Ау, ты здесь? — Она потрясла меня за плечо, дождалась моего возвращения в мир бодрствующих людей. — Значит, так. На 2 февраля текущего года в больницах города и прилегающей к нему части области пребывало 11 мужчин в состоянии клинической смерти…

— Не так уж много, — пробормотал я.

— Осталось немного, — поправила Варвара. — На самом деле людей в состоянии комы и клинической смерти было гораздо больше. Из их числа исключили женщин, бабушек, дедушек, несовершеннолетних… а такие тоже были, к сожалению, — после аварий и пожаров, где они надышались угарным газом… Так, а куда это наши руки отправились? — Варвара вернула на место мои блуждающие конечности. — Лежи и впитывай. Глупости — потом. Исключили инвалидов, тех, кто явно не подходит по определенным параметрам, например, уехавших из области, отбывающих срок, продолжающих лечение в больнице…

Но и этот список из одиннадцати персон подвергли жесткому купированию. Трое в итоге не выкарабкались — динамика выздоровления была неплохой, но вмешались кризисы, и люди умерли. Из оставшихся восьми двое — в тяжелом состоянии, о самостоятельной жизни им лучше забыть. Результат аноксии — отсутствие снабжения головного мозга кислородом. Как следствие, декортизация — гибель коры головного мозга. Если вспомнишь старые репортажи про Николая Караченцова после первой аварии — поймешь, о чем я. Двое из шести остались парализованными — факт доподлинно проверен. Сознание на месте, с мозгами все в порядке, но у одного полностью отказала нога, у другого — правая половина туловища. Значит, и их вычеркиваем. Остаются четверо. Их фото, адреса, телефоны полиция любезно предоставила нам, я их выписала, они лежат у тебя на столе. Сейчас не буду загружать твою несчастную голову… Первый — Шалаев Яков Вениаминович, 49 лет, бывший сотрудник института ядерной физики, проживает в Академгородке на Морском проспекте…

— Одно из убийств именно там и случилось, — перебил я. — От проспекта шаг в сторону и — глухой лес…

— Не такой уж глухой, — отрезала Варвара. — Да, это настораживает, но ни о чем не говорит. Шалаев разведен, проживает один, с семьей не общается. Раньше был приличным человеком — окончил наш университет, специалист в области ядерного синтеза, три года был депутатом районного масштаба…

— Последнее входит в понятие «приличный человек»? — вставил я.

— Вот только не надо острить посреди ночи, — рассердилась Варвара. — Шалаева уволили с работы после конфликта с начальством, он стал симпатизировать коммунистам, активно посещать церковь, выпивать…

— Нет, я просто обязан перебить, — снова сказал я. — Это что за бочка тротила в одном человеке? Мне необходимо с ним познакомиться. Мало того что депутат, талантливый физик и набожный алкаш, так еще и раздувает пожар мировой революции, что по определению запрограммировано в каждом коммунисте.

— Не знаю, что в нем запрограммировано, но пожар на даче он недавно раздул. Теперь у человека нет дачи. Живет замкнуто, друзей нет. Работает где придется, как проводит досуг — никому не известно. В больницу в конце января попал после сильного отравления алкоголем. Соседка по площадке к нему зашла — дверь оказалась незапертой — ну, и… Вовремя зашла, успели откачать. Гипоксия, поврежденная кора, все признаки клинической смерти. Врачи применили интенсивную терапию, включая гемосорбцию — это аппаратное очищение крови, и человек, как ни странно, очнулся. Выписан из больницы 4 февраля, сейчас пьет дальше. Счастливчик, гм…

Вторая кандидатура — Аркадий Вяземский, 38 лет. Прислали фотографию — вот такая орясина! Накачан, прическа бобриком, глазки узкие. До января был заместителем начальника Заельцовского отдела ГИБДД. Семьи нет — убежденный холостяк. С обязанностями справлялся, невзирая на некоторый… дубизм, другого слова не придумаю. Характер сложный, вспыльчивый. Гонял на мотоцикле, вот и догонялся, хорошо, что в аварии пострадали только он и фонарный столб. Удар был такой силы, что шлем вмялся. Голова выдержала, у другого бы раскололась на две половинки. Попал в больницу в январские каникулы, почти четыре недели в коме, потом очнулся. Лежал в платной палате — сам небедный, и коллеги скинулись. Жизнь вернулась буквально мигом. Выписан 6 февраля. Но человек полностью изменился. С работы уволился, уже четыре месяца живет затворником в своем коттедже на Мочищенском шоссе, пишет картины маслом…

— Прости? — не понял я.