Книги

Чувство движения. Интеллектуальная история

22
18
20
22
24
26
28
30

Исследователи английской литературы много говорят о том, что Сэмюэл Тейлор Кольридж принес философский идеализм Шеллинга в Великобританию, и это добавило новые краски рассуждениям об активных силах в английской натурфилософии. Для Шеллинга и Кольриджа силы имеют каузальную природу, и исследователь должен постулировать их существование, если речь идет о познании вещей, имеющих свойства и испытывающих воздействие этих сил. Такой способ рассуждения напоминает объяснение Аристотеля, касающееся формальной и действующей причины (это еще раз свидетельствует о том, что научная революция завершилась не во всем). Кольридж понимал, что душа или сознание создаются силами; посредством этих сил, встречающих противодействие, сознание существа, имеющего эти силы, приходит к самоосмыслению (Levere, 1990; см. также: Richardson, 2001).

Лишенное туманностей философии Шеллинга, такое мировоззрение было широко распространено. К примеру, современник Кольриджа, знаменитый ученый Гемфри Дэви, как удачно подметил Кристофер Лоуренс, использовал «слово „сила“ во всех мыслимых контекстах, говорил ли он о химии, поэзии, сознании или обществе» (Lawrence, 1990, p. 214). По мысли Дэви, сила, в конечном счете, исходит от Творца, но его изложение свидетельствует о том, как рассуждения о силе и о сопротивлении силе иногда служили образчиком размышлений практически о чем угодно. В Англии такой взгляд на вещи в наибольшей степени проявился в гимне вездесущей силе Томаса Карлейля:

«Эта вселенная, увы, – что мог знать о ней дикий человек? Что можем знать даже мы? Что она – сила, совокупность сил, сложенных на тысячу ладов; сила, которая не есть мы, – вот и все; она не мы, она – нечто, совершенно отличное от нас. Сила, сила, повсюду сила; мы сами – таинственная сила в центре всего этого» (Карлейль, 1908, б/п).

Карлейль подчеркивал таинственность и всемогущую инакость этой силы в мире, однако при всем том он имел в виду, что каждый человек есть центр силы. Карлейль никак не рассуждал впрямую о психологии чувства движения, но полагал, что субъективно мы все-таки что-то знаем о силе. Это знание, предполагаю я, происходит из интуитивного восприятия движения. Что и подразумевается в риторике Карлейля.

Все эти интерпретации понятия силы окружены аурой философской глубины и божественной тайны. В середине XIX века некоторые английские авторы, среди которых наиболее ярким примером может служить Спенсер, на первые позиции в качестве источника знания о действии и противодействии, о себе и другом, о причине и следствии поставили мышечное чувство. Когда это произошло, рассуждения о мышечном чувстве и интуитивном восприятии иногда сливались в одно, и разговор шел о «шестом чувстве», чувстве, которое раскрывает таинственные мировые силы, одновременно материальные и духовные.

Каузальная сила

Натурфилософы XVIII и XIX веков понимали важность того факта, что их труды подняли сложные вопросы изменения и каузальности. Понятие силы и, следовательно, как я считаю, чувства движения, занимали в этих вопросах центральное место, благодаря уверенности ученых, что каузальные отношения, то есть причинно-следственные связи – это отношения динамические. В обыденном представлении и тогда, и теперь причина видится как сила, ведущая к изменениям. В противоположность этому мнению в середине XVIII века Дэвид Юм считал, что описание каузальных отношений – это всего лишь описание регулярных, обычных последовательностей действий: отношение причины к следствию не динамично, а линейно. Многие современные философы и ученые согласны с Юмом, но есть и довольно много тех, кто не согласен. В данном подразделе мы остановимся на роли, которую субъективная интуиция человека, будучи источником каузальной силы, играет в трактовках динамической каузальности. Интуиция вместе со спорными религиозными импликациями, касающимися выводов о происхождении каузальности (поскольку считалось, что сила и мудрость Бога сокрыты в Его природе как первопричины), обеспечили интерес и доступность дискуссий на эту тему в образованном обществе. Я уделю основное внимание дискуссиям в Великобритании, чтобы быть исторически конкретным. Изложение истории этих дискуссий в XIX веке будет продолжено в главе о «чувстве силы».

Два полюса в спорах о каузальности были представлены Юмом, который скептически отрицал возможность познания реальной природы вещей, особенно реальной динамической причинно-следственной связи, и Томасом Ридом. Шотландец Рид, современник Юма, был сторонником познания на основе «общего чувства», или, как принято переводить это выражение на русский язык, «здравого смысла», то есть он верил в существование реальной активной силы и реальной пассивной материи. Юм сознательно противостоял общему мнению, Рид же, наоборот, встал на его защиту. Юм утверждал, что рассмотрение причинно-следственных отношений есть всего лишь способ описания обычно испытываемой последовательности ощущений или идей. Исследуя «термины действенности, силы, энергии, необходимости, связи и продуцирующего качества», Юм пришел к выводу, что все они возникли из идеи «связи» последовательных ощущений, появляющихся в нашем сознании (Юм, 1996, с. 212). Он считал, что мы не имеем знания о силах природы, которые действительно порождают те или иные события, а следовательно, не можем иметь и знания о силе божества как первичного двигателя вселенной «перводвигателя вселенной» (там же, с. 213)[76]. Распространенное мнение, столь красноречиво выраженное доктором Джонсоном, оспаривало данное утверждение: опыт или непосредственное восприятие человеческой деятельности, встречающей сопротивление, предполагает феноменалистское осознание реальных причинно-следственных отношений, и это источник и оправдание убежденности в том, что каузальность включает активность реальной силы. В обыденном языке упоминание причины предполагало нечто большее, чем последовательность впечатлений, и это нечто понималось как определенная сила, ведущая к результату. Именно так она и воспринимается до сих пор.

До середины XIX века у Юма было немного последователей. Возражение Рида в ответ на теорию Юма началось с наблюдения, которое Рид связывал со «здравым смыслом»: «Мы с ранних лет, благодаря своему физическому складу, обладаем убежденностью или верой в существование у нас определенного уровня активной силы» (Reid, 1788, p. 7). Опыт показывает, что «все люди имеют представление или идею об активной силе <…> Существует множество процессов в нашем сознании, общих для всех, кто имеет рассудок, и необходимых в обычном течении жизни, [и это есть] вера в активную силу внутри нас и в других» (ibid., p. 19). Сила, настаивал Рид, постигается внутренним чутьем в ходе обычной жизнедеятельности, и, когда люди где-нибудь наблюдают активность – в других людях или в мире, они, естественно, также приписывают эту активность силе. Достоверный источник идеи силы находится в осознании людьми собственного действия – движения.

Доводы Рида, опровергающие Юма реалистической теорией каузальности, не были наивны. Рид утверждал, что люди имеют лишь «представление» о силе и «относительное», а не абсолютное ее знание (ibid., p. 8). Он также отмечал, что «слово причина весьма двусмысленно во всех языках». Поэтому он считал необходимым разграничивать «физическую» и «действующую» причины (Reid, 1863, p. 65)[77]. Благодаря опубликованному в 1840-е годы более чем через полвека после смерти Рида собранию его сочинений, его терминология продолжала использоваться во второй половине XIX столетия. Под физической он понимал причину, которая «обозначает лишь нечто, действующее по законам природы и всегда приводящее к результату». Юм, а позднее Джон Стюарт Милль ограничивали человеческое познание познанием именно таких «физических» причин или последовательностей. Однако Рид, кроме того, полагал, что «должен существовать реальный деятель, чтобы производить явление в соответствии с законом», и это, строго говоря, по его мнению, должно именоваться причиной. Он назвал ее «действующей» причиной. Более того, он не считал возможным говорить о «действующих» причинах, не учитывая основополагающую первопричину, то есть Бога. Его доводы, что существенно для нашей темы, основывались на «здравомыслящим» субъективном осознании человеческой воли в действии, воли как силы:

«Я не могу сформировать представление о том, как сила, строго говоря, способна проявиться без воли; точно так же не может быть и воли без определенной степени ее понимания. Следовательно, ничто не может быть действующей причиной в полном смысле этого слова, кроме разумного существа.

Полагаю, что мы получаем первое представление о силе в полном смысле этого слова из осознания наших собственных потуг; и поскольку вся наша сила проявляется с помощью воли, мы не в состоянии сформировать представление о том, как сила может проявляться без воли» (Reid, 1863, p. 65).

Рид был достаточно осторожен и не распространял свое понимание субъективного источника «первого представления о силе» на натурфилософию. На практике он «согласился использовать термин „физическая причина“ (часто в сокращении до „причина“) для обозначения не более чем описательного закона природы, обнаруживаемого благодаря повторяющемуся опыту» (Olson, 1975, p. 43). Однако далее он делает интересное замечание: какой бы искушенной ни становилась научная дискуссия об изменениях и силе, обыденный язык все-таки видит корни познания силы в активности самого индивида: «Сила и активность прежде всего воспринимаются, когда мы осознаем их в себе <…> Опыт, по крайней мере, сообщает нам, что вещи вокруг нас не имеют той же силы, что есть у нас; но язык сформировался, исходя из противоположного предположения, до того как было сделано это открытие» (Reid, 1863, p. 74; см. также: Reid, 1788). Другие авторы были менее осторожны в переносе субъективной чувствительности на природу.

В этих дискуссиях мы можем увидеть зародыш общего места антропологии конца XIX века: описание каузальных сил возникло в «примитивных» обществах, где люди переносили на явления природы собственный опыт действия силы. Естествоиспытатели в более поздний период включились в спор с намерением дискредитировать утверждения Рида о каузальности, и тогда на первый план вышло мнение Юма о причинности как постоянной связи. Но, прежде чем говорить об этом в рамках интеллектуальной истории второй половины XIX века, я обращусь к особому понятию мышечного чувства как источника чувства движения и чувства силы. В более поздней дискуссии о каузальности и суждениях о реальности действующих сил появились упоминания об особом чувстве движения.

Глава 6

Мышечное чувство

Существуют пять органов, специально приспособленных, чтобы передавать ощущения сознанию, или, как я более склонен говорить, пробуждать способности сознания, воздействуя на внутренние органы чувств в мозге <…> Если бы я желал оспорить общепринятые мнения из элементарного учебника, я бы сказал, что есть шестое чувство, наиважнейшее из всех, чувство движения; ибо благодаря именно чувству движения мы познаем многие качества внешних вещей, таких как расстояние, форма, сопротивляемость и вес.

Чарльз Белл (Bell, Bell, 1816, vol. 3, p. 9–10)[78]

Телесное чувство, зрительное чувство и чувство движения

Около 1800 года появились рассуждения и специфическая терминология, связанные с чувством движения как особым чувством, отличным от осязания. Именно в этот период возникло четко сформулированное понятие чувства движения. В предыдущих главах я говорил о предпосылках его возникновения. Жан Старобинский и Дэниел Хеллер-Роузен представили некоторые аспекты этой темы в истории чувства телесного существования и общего чувства, формировавших и объединявших чувственный мир (Starobinski, 1989, 2003; Heller-Roazen, 2007). Я добавил описание исследований о влиянии сенсорного восприятия на познавательный процесс, о натурфилософии силы, о природе активности и жизни. Исследователи, писавшие об осязании и об «осязательной» чувствительности, связывали субъективное ощущение движения с осознанием своего тела, с ощущением здоровья или болезни, с чувством определенных органов (желудка, мочевого пузыря, сердца), с внутренней болью и вообще со всеми ощущениями, благодаря которым человек осознает себя живым или же (как принято говорить с кривой усмешкой) полуживым. Описания телесной чувствительности перетекали без четко обозначенной границы в описания страстей и эмоций. В этой главе главное внимание будет уделено сочинениям, в которых выделяется тема чувства движения, обозначенного как особое «мышечное чувство». Этот термин очертил новую область исследований, вызванных тем хаотичным интересом, который до того времени проявлялся в историческом плане.

Илл. 5. Мышцы при смехе. 1800. Выразительные движения