Это довольно сложные вопросы, и они могут быть чужды читателям, не проявляющим интереса к истории науки. Более того, направление дискуссий может дезориентировать тех, кто считает возможным писать о чувстве «просто» как о психофизиологической системе. Я рассматриваю случаи, когда осознавание движения было неотъемлемой частью философских размышлений о действии в природе, особенно действии, являющимся некоей причиной, то есть о каузальном действии. Это станет основой для рассмотрения силы и мышечного чувства, какими их представляли в XIX веке (глава 8), и для введения чувства движения как воплощенного чувства живой активности в исследования XX века в их современном представлении (главы 11 и 14).

Без сомнения, полная история идеи силы должна бы включать историю физических наук. Но здесь мы можем только пройтись по верхам. Мне бы хотелось показать, что описания силы (или сил) в значительной степени зависело от осуществленного в конце XVIII века выделения чувства движения, и именно это помогло понять, что это за чувство. В данном подразделе идея силы связывается с динамической теорией материи, с уверенностью в том, что материя не есть нечто жесткое («бильярдные шары»), а силы, собранные в определенной точке. Такое истолкование материи близко взглядам феноменализма, представлению ощущаемого движения в сознательном восприятии индивида как сообщение о реальной активности в мире. Второй подраздел посвящен длительным и многоаспектным спорам о природе жизни, основным путям, по которым идея силы вошла в дискуссии и в понимание жизни как движения. В последнем подразделе основное внимание уделено понятию силы, которое связано с самосознанием человека, интерпретируемым как самовозникающая активность, встречающая сопротивление. Это связало воедино чувство движения, силу и каузальные процессы. Некоторые авторы описывали осознание движения в виде чувства активной силы и видели в нем модель для описания причинно-следственных связей вообще. Как полушутя заметил Ч. С. Пирс, писавший в последней четверти XIX века (см. эпиграф к этой главе), широко распространенным было мнение, будто идея силы возникла из интуитивного ощущения, что одна вещь является причиной другой, то есть из ощущения активной связи между вещами или событиями. Иными словами, активность заложена в природе сознания. Осознание действия – сопротивления было описано в каузальных отношениях, они связывали причинные отношения в материальном мире с причинными отношениями между духом, человеческим и божественным, и материей.

Как уже отмечалось при разговоре о природе и о наследии научной революции, слово «сила» (англ. force) и соответствующие понятия, включая немецкие Kraft (сила, воздействие) и Trieb (побуждение, импульс), французское pouvoir (способность, мощь), а также «жизненная сила» и «действующая сила» встречались очень часто в натурфилософии XVIII и XIX веков. Авторитет Ньютона и его размышления, бесспорно, этому способствовали. В то же время я предполагаю, что такое обилие упоминаний силы в натурфилософии отражало широко распространенное интуитивное понимание, что человек, осознавая действие и сопротивление, «знает», что на свете существуют каузальные силы. В свете изощренных современных теорий это суждение может показаться довольно слабым и уязвимым. Шаг от чувства силы при осуществлении движения или от чувства сопротивления движению к выводу о динамических отношениях в мире может показаться наивным и неаргументированным. Более того, в механике, как уже говорилось, сила определялась как мера изменения движения, но не как обладание некоей мощной способностью. Конечно, наивность здесь присутствовала. Однако в то же время можно увидеть глубокий смысл в этих утверждениях о наличии каузальной силы, ибо они предполагали участие человека в мироздании. Ньютоновская наука XVIII века включала большой спектр размышлений, наряду с точными экспериментальными и математическими исследованиями, касающимися материи и сил. Мысль о том, что «классическая физика» была монолитной, следует безоговорочно отбросить[68]. Можно выделить целый набор гипотез, иногда именуемых динамическими теориями материи и достаточно хорошо изученных историками науки. Можно также спросить, сознавали ли авторы динамических теорий материи, что имеют дело с парой «действие – сопротивление».

Хорошо известно, что далматский ученый-иезуит отец Руджер Иосип Бошкович полагал, что материя состоит из не обладающих протяженностью определенных центров сил притяжения и отталкивания. Бошкович писал на латыни, и его читали многие, особенно в Англии. Кант в своих ранних опубликованных трудах, а за ним Джозеф Пристли развивали схожие идеи или же следовали за Бошковичем. Его «Теория натуральной философии, приведенная к единому закону сил, существующих в природе» была сложнейшим математическим исследованием материи в терминах точечных сил, в котором не рассматривались метафизические вопросы о том, чем на самом деле являются эти силы (Boscovich, 1922)[69]. Бошковича, как и раннего Канта, больше интересовали обобщения теоретической механики, чем теория познания. И Кант, и Бошкович обращались к дискуссиям о механике и к более древним дискуссиям о природе субстанции и не были слишком озабочены сенсорным знанием. Рассуждения Спинозы и Лейбница проходят на таком же философском фоне. Приняв все это во внимание, разумно все-таки спросить, сыграло ли роль феноменалистское осознание силы – силы, интуитивно познаваемой в действии. Похоже, что, по крайней мере, для Пристли это было так.

В более поздних сочинениях Кант отходит в своей философии от собственных утверждений раннего периода и, в частности, от того, что он теперь стал считать метафизическими спекуляциями о динамической, а не вещественной природе материи. Тем не менее, комментируя вопросы натурфилософии, особенно в своем труде «Метафизические начала естествознания» (1786), Кант продолжал говорить о силах притяжения и отталкивания как составной части идеи материи. Он использовал термин «сила» в тех положениях, которые относили непроницаемость как фундаментальное свойство материи к распространяющейся или сопротивляющейся способности, занимающей пространство. Он включил рассуждение о «динамической дефиниции понятия материи, [которая] добавляет некое свойство, относящееся как причина к следствию, а именно способность противиться движению внутри того или иного пространства» (Кант, 1966, с. 90). В этом контексте Кант имплицитно объяснил познание непроницаемости через соприкосновение, а соприкосновение объяснил как взаимодействие сил. Но поскольку «соприкосновение в физическом смысле есть непосредственное действие и противодействие непроницаемости», соприкосновение противопоставлено силам (Кант, 1966, с. 110; cм.: Friedman, 2004). Конечно, когда Кант описывал силы как притягивающие (гравитация) и отталкивающие (непроницаемость), он отказался от права философа сформулировать, что же такое силы. Тем не менее можно предположить, что его описания и способ изложения данной темы добавили убедительности идеям, в которых силы природы связывались со способностью (силой) человека быть в соприкосновении с чем-либо и, следовательно, знать, что такое сопротивление.

У Джозефа Пристли был совершенно иной стиль рассуждений. Этот философ был чистейшей воды «рационалистом» в теологическом смысле этого слова: Пристли считал, что всякая истина должна соотноситься с разумом, и это соотношение может быть продемонстрировано. Интеллектуальным последствием такого подхода в рамках натурфилософии стала приверженность Пристли материализму. Впервые он объявил об этом в сочинениях, служащих введением к адаптированной и сокращенной публикации труда Дэвида Гартли «Размышления о человеке, его строении, его долге и упованиях» (Priestley, 1775, Essay 1). Напомню, что Гартли подчеркивал роль осязания и описал нервные вибрации, которые передавали ощущения в мозг, соединяя таким образом мозг – через соприкосновение – с окружающим миром. Приняв все это, Пристли, однако, пришел к выводу, что у людей есть непосредственное знание о вызывающих вибрации силах, а не о состоящей из частиц материи. Он полагал, что, в отличие от непроницаемой материи, реальны именно силы. Свои соображения он высказал в «Исследованиях о материи и духе» (1777) с радикальными теологическими обобщениями, касающимися души, природы Христа и воскресения тела. Исходя из его рассуждений, становится очевидным, что благодаря чувству осязания мы познаем материальную реальность – через ее сопротивление нашему действию. Пристли сделал вывод, что то, что люди называют материей, есть на самом деле сила: «Сопротивление, на котором только и основывается наше мнение о твердости или непроницаемости материи, никогда не вызывается твердой материей, а вызывается чем-то совершенно иной природы, а именно силой отталкивания» (Priestley, 1777, p. 4). Он посчитал осознание индивидом действия – сопротивления неразложимым знанием о «реальном», а затем вместо того, чтобы приписать действие сознанию, а сопротивление материальному телу, приписал действие – сопротивление общему представлению о силах.

Когда Пристли защищал теорию Бошковича (на него повлияли идеи именно Бошковича, а не Канта), он утверждал, что бессмысленно, а потому не вполне научно полагать, что в материи есть что-то, кроме сил притяжения и отталкивания. Это было разумное утверждение, поскольку он считал, что знание о материальном мире приходит через осязание и сопротивление осязанию – от одной силы, встретившейся с другой силой. Не существует непосредственного знания о состоящей из частиц материи. Это утверждение стало удачным аргументом в более поздних интеллектуальных контекстах, как в середине XIX века показали рассуждения Майкла Фарадея о силовых полях и электромагнитных явлениях и изложение Герберта Спенсера с настойчивым упоминанием силы в его «Синтетической философии»[70]. В данном случае я не настаиваю на прямом влиянии Пристли. Скорее речь идет об общем фоне для этих ученых-естествоиспытателей, попавших под влияние теории познания сил. Мысль о том, что ты человек, вся вселенная – твой родной дом и все на свете взаимосвязано, была грандиозной. С точки зрения христианина Пристли, это означало, что в человеке есть что-то от божественной природы. Человек – центр активной силы, а Бог – источник всякой силы.

Размышления Ньютона и других натурфилософов о динамической природе материи и силе привели, таким образом, к альтернативному взгляду на материю как на движущиеся частицы, обладающие протяженностью и непроницаемостью. В середине XVIII века появились динамические теории материи, которые обрели несколько иную жизнь в веке XIX.

В данном подразделе были рассмотрены отношения между динамическими теориями и попытками довести интуитивное восприятие «реального» до сенсорной модальности прикосновения и сопротивления.