Мне было всего двенадцать, когда Питер впервые унёс меня в тот прекрасный мир за облаками, мимо Полярной звезды, мимо архипелага островов, которые каждый ребёнок знает как свои пять пальцев. Неверленд. Волшебная страна, которую населяют пираты, русалки, феи, воинственные кланы, дикие звери. Все они вызваны к жизни мечтами детей, которые искренне верят в них. Юные мечты – это топливо и строительный материал Неверленда, именно они делают эту страну такой яркой и удивительной, такой необыкновенной. Неверленд постоянно меняется. Одни острова исчезают, вместо них появляются новые – это зависит лишь от того, о чём именно сейчас мечтают юные фантазёры, а они зачастую думают совершенно одинаково, даже если живут по разные стороны Солнца. Последние новости, которые мне удалось услышать о Неверленде, таковы. Феи потеряли почти всю свою территорию из-за нашествия гигантских жуков. Пиратский остров продолжает расти, всё дальше вторгаясь в русалочью лагуну. Многие кланы воинов заменены стадами динозавров-людоедов. Но ещё более странными кажутся мне перемены в Неверленде, за которые несу ответственность лично я. Это новый вид большой белой птицы, которую зовут Венди. Гигантские швейные напёрстки, таинственным образом омывающие берега. И, наконец, появившиеся группы молодых девушек, которые бродят по острову в поисках потерянных мальчишек, чтобы вернуть их матери.

Знаешь, сказочная история моего пребывания в Неверленде стала настолько знаменитой, что о ней узнаёт буквально каждый достаточно подросший ребёнок. Так что дети мечтают обо мне и о моих чудесных приключениях с такой силой, и их так много, этих детей, что теперь история Питера и Венди стала неотделима от всей истории Неверленда, стала частью самой этой волшебной страны.

Впрочем, как и у всех сказок, у этой истории был конец, и он наступил в тот день, когда Питер Пэн привёз меня и моих братьев Майкла и Джона назад, в Блумсбери, где постоянно дует холодный ветер, а небо затянуто серым туманом. Здесь мы с годами превратились в самых обычных ворчливых чёрствых стариков, постепенно забывая обо всём, что связано с Питером и Неверлендом.

Однако это ещё не конец истории. Точнее, не настоящий её конец.

А о нём, настоящем конце, никто не знает, кроме меня, поэтому…

Короче говоря, позволь мне начать с самого начала. Или, если хочешь, с начала конца.

С самого раннего детства мне было предназначено стать матерью. Да, с самого детства, это любой подтвердить может. Для начала я взяла под своё командование своих младших братьев, Майкла и Джона. Иди чистить зубы! Почему чумазый такой? Умываться! Это кто из вас оставил кабачок на своей тарелке? Доесть его немедленно! Убери свои ботинки! Мама считала, что я глупостями занимаюсь, а вот отец, пересчитывая в углу заработанные за сегодняшний день монеты, с довольным видом кивал головой, приговаривая: «А что, когда-нибудь из неё хорошая жена выйдет!»

Так что неудивительно, что именно моё окно выбрал Питер для приземления. Он опустился на подоконник, и я увидела перед собой красивого мальчика, который с этой секунды стал моим принцем, а он… К сожалению, во мне Питер видел только гувернантку для своих потерянных мальчишек, которая будет поднимать им настроение, вытирать сопливые носы и штопать порванные носки. Ну, всё правильно, для чего же ещё нужны девчонки! Из этого тупика мы с Питером так никогда и не смогли выбраться – я хотела его любви, он же хотел от меня работы и только работы. Стоит ли после этого удивляться тому, что он спутал мой поцелуй с напёрстком! Помните тот случай? Он в книжке описан. Я сказала Питеру, что поцелую его, а он мне раскрытую ладонь протянул. Ну и пришлось положить ему в руку напёрсток, который у меня случайно в кармане завалялся. Вот и носил потом Питер мой напёрсток у себя на шее и считал, что это и есть поцелуй. Впрочем, ладно.

Чем сильнее я влюблялась в Питера, тем хуже шли мои дела, а это, как вы, наверное, сами знаете, первый признак того, что ваши отношения обречены на неудачу. Меня похищали пираты, потерянные мальчишки стреляли в меня стрелами, влюблённая в Питера фея Динь-Динь кипела от ревности и замышляла погубить меня… Короче говоря, я решила, что с меня хватит, и вернулась домой. Поставила точку на истории Питера и Венди, и тогда впервые моё сердце было разбито. Взрослая жизнь с удовольствием нанесла мне свой первый ядовитый укус. Вернувшись домой, я металась из стороны в сторону, словно дикая кошка: наводила порядок в шкафах, штопала носки, которые давно пора было выбросить, покрикивала на братьев, чтобы они прибирали за собой игрушки и перестали с тоской смотреть на облака.

– Спой песню любви, – мягко подбадривала меня мама. – Спой.

Но петь мне не хотелось. Ведь любовь – это сказка, а для меня сказки кончились, я стала слишком стара для них.

Однако Питер от меня ещё не отступился. Он пришёл однажды ночью, чтобы снова похитить меня. Потерянные мальчишки скучали по своей Венди, и он обещал вернуть её им. Увидев Питера, я закричала от неожиданности, на крик прибежала моя мама, схватила Питера, привязала его к спинке кровати и принялась строго отчитывать, словно он был её сыном. В конце концов они с мамой договорились, что я буду летать в Неверленд каждый год на одну неделю, в начале весны, чтобы привести в порядок самого Питера и его мальчишек. Как сказала мне потом мама, у неё не было особого выбора, потому что Питер оказался самым настоящим дельцом и маленьким шантажистом, и она решила, что лучше уступить ему эту неделю в году, чем каждую ночь волноваться: украдёт он меня или нет. Так-то оно так, но я сильно подозреваю, что решающее слово сказали здесь мои взгляды и печальные вздохи, и мои песни о любви, которые я уныло тянула теперь целыми днями напролёт. Короче говоря, мама поняла, что лучше уж отпускать меня в Неверленд на побывку, чем смотреть на то, как я страдаю.

Первые несколько поездок в Неверленд были просто восхитительными. Питер знал, что я приехала всего на семь дней, и потому с места в карьер тащил меня на поиски приключений. Был год, когда он украл для меня драгоценную чёрную жемчужину у русалок, из-за чего мы с ним попали в плен к морскому королю и нас заковали в трюме его брига. Но я заколдовала большую семью морских коньков, и они нас выручили. Ещё был год, когда Питер сварил зелье по ведьминому рецепту – оно, это зелье, должно было повернуть время вспять. Питер надеялся, что это позволит надолго, почти до бесконечности растянуть мою неделю в Неверленде. Но дело закончилось тем, что просто мы сами с Питером уменьшились до размера лягушки. Помню ещё год, когда Питер накормил меня Хихикающими Вигглами – это маленькие такие светящиеся лесные червячки, которые, если их проглотить, заставляют тебя смеяться без умолку. Тогда мы с Питером разбудили своим смехом всех диких зверей, которые потом гнались за нами на суше и на море. Ну а заканчивалось каждое такое приключение тем, что либо Питер спасал меня, либо я спасала Питера, а потом мы сломя голову мчались к Полярной звезде, чтобы успеть вернуть меня домой до исхода седьмого дня нашей «законной» недели. Недели, воспоминаниями о которой я буду жить до следующей весны.

Но вот наступил год, когда мне исполнилось шестнадцать, и всё изменилось.

В назначенное время Питер привёз меня в Неверленд, но теперь смотрел на меня с отвращением.

– Как ты постарела, – сказал он.

Для Питера не было ничего отвратительнее, чем старость. Любой заблудившийся мальчишка, обнаруживший однажды утром волосок или прыщик на подбородке или почувствовавший, что у него начинает меняться и становиться ниже голос, был обречён. Вскоре он навсегда исчезнет. Питер называл это «прореживанием стада» и «законом природы». На самом деле он сам убивал таких мальчишек, и все мы знали об этом. Вот и на моё расцветающее девичество Питер смотрел так неприязненно, словно готов был убить меня. И убил бы, наверное, если бы не знал, что дольше чем на неделю я в Неверленде не задержусь. Тогда же меня в очередной раз похитили пираты, но теперь Питеру на это было наплевать.

Капитан Крюк к тому времени был уже мёртв – Питер Пэн собственноручно скормил его крокодилу, – а из той старой команды в последней битве между Питером и Крюком уцелели лишь трое. Боцман-ирландец Сми, джентльмен Старки, похищенный какими-то островными кланами, и первый лейтенант Скаури. Вскоре Сми набрал новую команду из красивых грубиянов с коротко остриженными волосами и вечно недовольными лицами – эти новые пираты очень напоминали мне вернувшихся с войны молодых парней, которых я видела у себя дома, в Англии. Так вот, эти новые пираты, которыми командовал Сми, похитили меня, притащили на свой корабль и привязали к мачте, ожидая, что Питер бросится меня спасать и начнётся славная битва. Но прошло два дня, а Питер всё не появлялся, и Сми озадаченно почёсывал свою лысую голову, глядя в подзорную трубу.

Ну что, вам жалко меня? Думаете, что я дрожу от страха, находясь под бдительным присмотром сурового Скаури? Ну как вам сказать…

Скаури был, наверное, самым преданным капитану Крюку членом его команды, а значит, относился к Питеру с глубочайшим презрением и отвращением. Вероятно, именно поэтому его и назначили моим персональным стражником, знали, что весело мне с ним не будет. Скаури был довольно страшноватым на вид парнем лет восемнадцати с бледно-розовой кожей, тяжёлыми веками, бугристым носом и покрытыми первой жёсткой щетиной щеками. В первый день он стоял напротив моей мачты, прислонившись спиной к перилам фальшборта, и часами не мигая смотрел на меня своими тёмными, как ночь, глазами. А когда вся команда разошлась по кубрикам спать, он огляделся по сторонам, вытащил из-за пояса свою саблю и направился ко мне. Я решила, что он хочет разрубить меня пополам, но вместо этого Скаури перерезал верёвки и освободил меня.