Когда я была маленькая, я училась отнюдь не только языкам. Я училась разным жизненным правилам, которым надлежало следовать и во взрослом состоянии.

Когда я была маленькая, непрактичность была чуть ли не «фирменным знаком» интеллигенции. То и дело говорили с одобрением: «Ну конечно, его оставили в дураках — он же человек непрактичный». И люди даже хвастались непрактичностью, неприспособленностью к жизни: «Да, я живу очень плохо, ведь я человек непрактичный».

Меня это, помню, раздражало. Но много позже, в конце 1950-х — в начале 1960-х за непрактичность вступился один из первых наших диссидентов Аркадий Белинков: он считал, что Ильф и Петров оболгали интеллигенцию в лице Васисуалия Лоханкина, доведшего свою непрактичность до логического конца.

По-моему, Лоханкин здесь ни при чем: он упивается не своей непрактичностью, а своей пассивностью, ленью, нежеланием противостоять Шариковым.

Однако Васисуалий Лоханкин — это карикатура. А в жизни очень много интеллигентов, которые, на мой взгляд, прямо-таки любуются своей непрактичностью, восхищаются тем, что презирают всякую собственность, даже на бытовом уровне — от хорошей квартиры и ухоженного дачного участка до возможности повидать мир.

Вспоминая об Ахматовой, К. И. Чуковский пишет, что та «была совершенно лишена чувства собственности. Не любила и не хранила вещей и расставалась с ними удивительно легко <…> Самые эти слова „обстановка“, „уют“ и „комфорт“ были ей органически чужды».

Восхищается непрактичностью Ахматовой и дочь Чуковского, Лидия Корнеевна, сама еще более непрактичная.

Ну и что же здесь хорошего?

В своей жизни я видела массу таких «ахматовых», только без ее таланта. Они жили некрасиво, неудобно, были плохими хозяйками, матерями, женами. Шли на дурацкие компромиссы, только бы не заниматься бытом, то есть противными мелочами, ничего не дававшими ни уму ни сердцу. В противовес им вспомним Чехова — его прелестный домик под Ялтой, пустырь, который он превратил в цветущий сад. И ничего — писал гениально.

Кстати, по свидетельству очевидцев, Ахматова не любила Чехова. Жаль, что она не промолчала, сделав эту свою нелюбовь, как теперь говорят, достоянием гласности. В оправдание Ахматовой вспоминают, что Лев Толстой не любил Шекспира. Но Ахматова отнюдь не Толстой. И даже Толстого не украшает его нелюбовь к Шекспиру.

Под конец скажу, что мое плохое отношение к непрактичности и увлечение практичными людьми продолжалось очень долго. Но в старости в практичных я разочаровалась.

Практичные люди любят только себя. Даже из собственных детей умеют извлекать выгоду… Тем более, им глубоко безразличны все, кто не нужен им ни для дела, ни для престижа.

Когда я была маленькая, символом — неизбежным для всякой эпохи, — знаком ее наряду с примусом стали калоши. Их надевали на ботинки, сапоги, валенки — что, кстати, было и удобно, и целесообразно. Входя в дом, калоши снимали, уходя, надевали опять. Резиновые калоши сияли ослепительно-черным блеском. Внутри они были на бумазейной подкладке, чаще всего ярко-красной. Калоши лелеяли и холили, регулярно мыли, заклеивали у «холодных» сапожников. Если человеку говорили, что он «сел в калошу», это было обидно. А если кого-нибудь назовешь «старой калошей», то нанесешь ему смертельное оскорбление. «Старая калоша» была символом никому не нужной, никчемной вещи, которую без сожаления выбрасывали на помойку. «Калошную культуру» нынешним поколениям не понять…

И еще, когда я была маленькая, людям надлежало иметь чувство такта. Казалось бы, такт довольно эфемерное понятие, тесно связанное с еще более призрачным словом «деликатность». А вот в жизни это чувство играет немалую роль.

Приведу примеры.

Мне перевалило за сто, а как известно, старость — не радость. Но вот, единственный сын, который уже сорок лет живет в США, со всей своей семьей, прилетел из Нью-Йорка в Москву, где у него большая выставка. Открывалась как раз в тот день, о котором идет речь. И я мучительно размышляю, ехать мне туда или нет. Конечно, это последний шанс. Больше выставок К&M при моей жизни уже не будет. Итак, ехать или не ехать?

С болью в сердце говорю вслух: «Нет, я не поеду, пожалуй».

И тут же слышу крик невестки:

— Ну конечно, зачем вам ехать! Совершенно ни к чему.

Пора рассказать, как сей крик выглядел вживую.