Он выволок корзину в комнату, нашел на кровати сумочку девушки и выудил из нее ключи от машины. Потом осторожно приоткрыл дверь, оглядываясь по сторонам и опасаясь увидеть свет фар приближающейся машины. Но на дороге было пусто; никто не проезжал мимо уже несколько часов. Ему оставалось лишь молиться и надеяться, что никто и не проедет.

Он взмок задолго до того, как ему удалось открыть багажник и поднять в него тяжелую корзину, но обильный пот лился с него ручьями не от напряжения, а от страха. Но наконец корзина стояла в багажнике, и он снова был в комнате, собирал ее вещи и запихивал их в ночную сумку и в большой чемодан, разложенный на кровати. Он нашел туфли, чулки, лифчик, трусики. Прикасаться к лифчику и трусикам было хуже всего. Если бы в желудке у него было еще хоть что-то, оно немедленно оказалось бы на полу. Но там оставался лишь страх — тот самый, что покрыл липкой влажной пленкой пота его кожу.

Что теперь? Салфетки, шпильки, разные мелочи, которые женщины обычно разбрасывают по комнате. Да, и сумочка. В ней, наверное, были какие-то деньги, но он даже не заглянул внутрь. Ему не нужны были ее деньги. Он хотел лишь избавиться от всего, что напоминало о ней, — и поскорее, пока ему везло.

Он перенес вещи в машину, положил на переднее сидение. Потом закрыл и запер дверь номера. Снова оглядел весь видимый участок дороги. Никого.

Норман завел машину и включил фары. Это было опасно, ехать с зажженными фарами, но иначе по полю не проехать. Он осторожно тронулся, завернул за угол мотеля и въехал по усыпанной гравием дорожке наверх к дому. Еще один отрезок дорожки тянулся вдоль заднего фасада и заканчивался у старого сарая, который Норман переоборудовал под гараж для своего шевроле.

Он переключил скорость и свернул на траву. Теперь он ехал по полю, и машину начало сильно трясти. Где-то тут была колея, и ему удалось отыскать ее. Раз в несколько месяцев Норман цеплял к своей машине прицеп и спускался по этой колее к лесу у болота, чтобы набрать дров для кухни.

Этим он и займется завтра, решил он. Прямо с утра и поедет, чтобы колеса шевроле и прицепа затерли отпечатки шин, оставленные сегодня. А если где-то в грязи и останутся следы от его ботинок, он сможет сослаться на поездку за дровами.

То есть, если ему потребуется что-то объяснять. Очень может быть, что везение его не оставит.

Во всяком случае, оно не оставляло его, пока он добирался до болота. А там он выключил фары и подфарники и все остальное проделал в темноте. Это было не так просто и заняло много времени, но он справился. Завел мотор и, включив заднюю передачу, выпрыгнул из машины. Она съехала вниз по склону и начала погружаться в трясину. На склоне должны были остаться отпечатки шин, и ему нужно было не забыть разровнять их. Но главным сейчас было не это, а то, чтобы машина утонула. Он видел, как на поверхности болота, в котором уже скрылись колеса, лопаются пузырьки газа. Господи, хоть бы она погрузилась целиком, иначе ему уже не вытащить ее обратно. Она должна утонуть! Медленно, очень медленно мутная вода скрывала бамперы. Сколько он уже стоял тут? Ему казалось, что несколько часов, но машина все еще торчала из воды. Однако ил уже подобрался к дверным ручкам, в него постепенно уходили ветровое и боковые стекла. До Нормана не доносилось ни звука: машина погружалась дюйм за дюймом в полном безмолвии. Вот осталась видна только крыша. Неожиданно раздался противный резкий звук. Чмок! И машины больше не было. Она скрылась под поверхностью болота.

Норман не знал, какая в этом месте глубина. Ему оставалось лишь надеяться, что достаточная. Что машина будет погружаться все глубже и глубже, пока уже никто никогда не сможет ее найти.

Он отвернулся, и его лицо искривилось брезгливой гримасой. Что ж, с этим было покончено. Машина утонула в болоте. Корзина стояла в багажнике. А тело лежало в корзине. Искромсанный торс и окровавленная голова…

Но он не мог думать об этом. Не должен был. Ему еще предстояло сделать очень многое.

И он сделал все, что было необходимо, передвигаясь почти механически, машинально. В конторе нашлись мыло и стиральный порошок, ведро и щетка. Он вымыл сначала всю ванную, потом душевую кабинку. Оказалось, что если сосредоточиться на работе, можно почти забыть об отвращении, хотя от запаха его все-таки слегка подташнивало.

Затем он еще раз осмотрел комнату. Ему продолжало везти: под кроватью он обнаружил серьгу. За ужином он не заметил, что на девушке были серьги, но, видимо, были. Может быть, она сняла их, когда распустила волосы. А если нет, то где-то тут должна была быть вторая. Норман очень устал, и у него уже закрывались глаза, но он все же попытался найти серьгу. В комнате ее обнаружить не удалось, а значит, она была среди вещей девушки или же осталась у нее в ухе. В любом случае, это не имело значения. Главное было избавиться от найденной. Завтра он выбросит ее в болото.

Теперь оставался только дом. Нужно было отмыть кухонную раковину.

Старинные часы показывали почти два, когда он вошел. Засыпая на ходу, он смыл кровяные подтеки, пудру и румяна с краев раковины. Потом сбросил грязные ботинки, стащил с себя комбинезон, снял рубашку и носки и вымылся. Вода была ледяная, но и это его не взбодрило. Казалось, тело его онемело от усталости.

Завтра утром он снова поедет на болото, уже на своей машине. Он будет в той же одежде, что сегодня, и потому не имело значения, что она была вся в грязи. Главное, чтобы нигде не осталось крови. Ни на его одежде, ни на теле, ни на руках.

Вот так. Он снова стал чистым. У него были чистые руки. Теперь он мог дотащить свое онемевшее тело до спальни на втором этаже, упасть на кровать и уснуть. С чистыми руками.

Он был уже в спальне и переодевался в пижаму, когда вспомнил, что успокоился слишком рано.

Мама так и не вернулась.