Джорджу впаяли то же, что и Сэму, поскольку, как отметил Заместитель Бейлифа, у него превосходный армейский послужной список. Джордж уже собрался было сесть, когда З.Б., явив мастерство координации, коему позавидовал бы Мохаммед Али, вчинил ему еще один штраф на сто пятьдесят лошадок за незастрахованное авто.
Снаружи, на Королевской площади, Солли поздравил меня:
— Вы очень хорошо держались. Я вами гордился. И Заместитель Бейлифа вел себя очень благородно.
—
— Господи, ну конечно. Вы бы слышали, как он отчитывает нас, юристов, если мы чего ляпнем. Чувствуешь себя, как лейборист из Парламента, которого застали за приставаниями в общественном туалете. Кстати — а что обычно делают с жабой?
— Жабой? — квакнул я.
— Ну, может, лягушкой, я ж не знаю. Такая бурая вся, в пупырях.
— Тогда жаба.
— Ну да, в общем она объявилась сегодня утром, и моя секретарша никак не может заставить ее поесть. Предлагала ей хлеб с вареньем, всякое. Разборчивая тварь.
— Когда вы говорите «объявилась»…
— В коробке от сигар. И к ней прилагался кусок туалетной бумаги с одним словом — «Маккабрей». Э-э,
Я возрадовался, что за ланчем едой не злоупотребил. Взяв себя в руки, я сказал:
— Я бы решил, что это чья-то скверная шутка. Очень. Вроде казни египетской, изволите ли видеть.
— Понимаю, — ответил он; однако странно при этом на меня посмотрел.
Мы с Сэмом отужинали рано — у Джорджа, — затем произвели отбор женщин для защиты на ночь и принялись обзванивать. И оказались не готовы к той несгибаемой враждебности, с коей наши предложения встречались: судя по всему, нас полагали светскими прокаженными. Первые две, даже не пытаясь изобразить достоверность, сразу сказали, что они уже заняты; третья подчеркнутым манером бросила трубку, едва заслышав наши имена; четвертая сообщила, что ее супруг способен о ней позаботиться совершенно адекватно, большое спасибо; пятая сказала, что если мы позвоним еще раз, она вызовет полицию. И только последняя, вся пропитанная джином, сбрендившая от плотских страстей поэтесса предложение наше приняла; в голосе ее при этом слышалось, что она уже планирует свое собственное небольшое насилие.
Мы безучастно переглянулись. Зазвонил телефон.
— Это вас, Чарли. Иоанна.
— Чарли, — медовым голосом изрекла моя супруга. — Возможно, тебе небезынтересно будет узнать, что моя вечерняя партия в бридж сегодня отменилась. Да, совсем. Позвонила леди Пикерсгилл и сказала, что у нее сильная простуда. Как и леди Кортанс. Как и миссис Краснинг-Куропатт. Надеюсь, ты собой гордишься.
— Батюшки, Иоанна, я даже выразить тебе не могу, как мне…
— Я звонила в аэропорт. Вечером ни одного рейса в Лондон нет. Более того, наша уборщица только что мне сказала, что не может нам услужать — отныне ей необходимо заботиться о престарелой матушке. На чьи похороны она отпрашивалась год назад. Более того, на дороге перед домом стоит фургон телевидения. Более того, ты видел вечернюю газету? — И, не дожидаясь ни «да», ни «нет», ни «не знаю», она повесила трубку.