— Только что я вступал в средний возраст. А в данный момент вполне готов к жмуркам для жмуриков.
— Хорошо, тогда поиграем в больных и медсестер: ты будешь гнаться за мною наверх, только очень медленно; чтобы экономно расходовать мужские силы.
— Ох, ну что ж, — отвечал я.
Душа моя к этому не очень лежала, но я оценил Иоаннины старания помочь. По некой причине, изволите ли видеть, мы не можем с нею беседовать как полагается.
14
В ней жизнь покамест теплится,
Стыд сберегает цвет лица
За руки опустелые,
За губы онемелые, —
Любовь запечатлеется
В словах, как рукоделие,
Что вьется мукой без конца,
Но жара молнии нет в них
И смысла гром уже затих.
Зловещие сновиденья мои пронзил отвратительный вой; я пробудился, содрогаясь. Но то был всего лишь Джок — он взбирался по лестнице с моим чайным подносом, распевая «Улетим на леденце»[179] лучшим своим фальцетом. Получается у него вполне себе неплохо, но всякой Ширли Темпл свое место и свой час.
— Этот «обад»[180], иначе «маттината»[181], больше не должен повторяться, Джок. Моей печени от него больно. «Проклят будь тот, кто приветствует брата своего поутру громким голосом», как любило отмечать Второзаконие[182].
В отместку он позволил некоторой массе чаю пролиться на блюдце, мне в тот миг передаваемое, после чего намеренно промокнул протечку хорошо вызревшим носовым платком. Шах, мат и гол в мои ворота. Чай — когда я смог заставить себя его отведать — на вкус был как воды Вавилонские, в которые наплакали просто безудержно.
— Как у нас сегодня кенар?
— Нога болит.
— Тогда призови лучшего ветврача, которого только можно купить за деньги, никаких средств не жалей. Неплохо отзывались о мистере Блэмпайде.