— И штабной работы, — буркнул Джордж.
— И преданности.
— Понимаю. Очень хорошо. Начнем сегодня же, я полагаю? Или ночку пропустим, чтобы дать малому перезарядить, э, аккумуляторы?
— Сегодня, — в один голос ответили они.
— Видимо, вы правы; у таких ребят батарейки не садятся: я бы решил, что гонады у них — как ядерные реакторы.
— Не смешно. И я предполагаю, вам известно, что через сорок минут мы должны быть в околотке. Не желаете ли предложить нам выпить до ухода?
Я раскрыл рот, но снова его захлопнул. Было ясно: что бы я ни сделал в это утро — все не так.
Начальник полиции встретил нас каменным взглядом. Как у всех хороших полицейских, коим намекали, что не стоит цепляться к влиятельным особам, настроение у него было мерзее некуда. Он внимательно, одного за другим, осмотрел нас — веками освященная методика полисменов, желающих дать вам понять, что они За Вами Будут Присматривать, и вам, паркуясь на желтой полосе, лучше бы не попадаться.
— По некой причине, до меня не доведенной, — тяжко начал он, — было решено, что все это следует полагать глупой шалостью, завершившейся трагически. Большинство основных пунктов обвинений возложено будет на покойного Тичборна. Надеюсь, это вас обрадует. Вы же обвиняетесь только в Незаконном проникновении в частные владения, Противоправном устроительстве дебоша и бесчинств, Непредотвращении нарушения закона против дурного обращения с животными, а вы, мистер Брейкспир, — в Вождении незастрахованного транспортного средства и Отсутствии личной подписи на водительских правах.
Меня пробило потом облегчения. Джордж слышимо заскрипел зубами. Взор Сэма, похоже, вперялся в некий далекий и тошнотворный объект.
— Я неофициально, — продолжал полицейский, — связался с «Сосьете Жерзэз». Они, что вполне справедливо, шокированы и разъярены, однако, может статься, письменное извинение с вашей стороны, а также предложение денежной компенсации за новый замок с цепью и оплаты удаления пятен копоти со стен часовни их удовлетворит. Скажем, триста фунтов.
В пропыленном солнечном свете блеснули три чековые книжки; три ручки-самописки зашуршали и забрызгали в унисон.
— Судья полицейского суда направил ваше дело непосредственно в Королевский суд. Вам вменяется предстать перед судебной сессией особого созыва ровно в два тридцать дня сегодня, что предоставляет вам массу времени на обильный и дорогой ланч. Нет, прошу вас — меня приглашать не стоит. Мне что-то неможется. Желаю вам приятного дня.
Зря он пошел в полицию — из него получился бы отличный директор англиканской (высокой разновидности) школы для мальчиков. Мы незаметно ускользнули.
На сей раз дежурный сержант не предложил нам по чашке чаю; смотрел он на нас с холодком. Вероятно, о деле нашем он осведомлен не был, но дух посрамленья, должно быть, лип к нам: мы уже не являлись господами как таковыми, но — лицами, которых стоит взять на заметку.
Он попросил меня идентифицировать мой магнитофон в комплекте с одной кассетой как свой, а также за него расписаться. Я подчинился.
— На кассете ничего нет, — предупредил он.
— Желаете поспорить? — спросил я.
Автомобиль мой достославно нес на себе штрафную парковочную квитанцию, кою мои спутники обозрели с мрачным удовлетворением.
— Ну, и где мы обедаем? — осведомился Джордж.