Ко второму завтраку я как раз успел, а там сияющее утреннее лицо Эрика было уж очень налицо, Иоанна же… ну, в общем, вежливо мне улыбнулась. Обычным манером я способен причинить большой урон блюду джерсийского «пэз де мё», кое представляет собой нечто вроде жаркого «шипучка-с-писком», изготовляемого из картофеля, фасоли и лука, кои, шкворча, жарятся до писка, сиречь полного спекания, и подаются со свиными колбасками, но сегодня желудочные соки наотрез отказывались проистекать, и я мог лишь морщиться, глядючи, как остальные поедают сие кушанье в огромной массе, пока я решаю топологические задачи на горячей булочке.
После Эрик отвел меня в сторону.
— Если вам отчасти
— У вас дар к слову, Эрик. Мне никогда не было истощеннее. Реките далее.
— Я слыхал, что действие капельки «пастис» в таких случаях крайне целительно. Прогоняет злые гуморы.
Мой здравый смысл восстал, но, как обычно, здравому смыслу моему, как выражается Джок, «перекопали отстойник», и вскоре «пастис» кавалерийским наскоком выглаживал морщины моей хандрящей селезенки. Когда звякнул дверной звонок — две дозы спустя, — я едва ли вообще подскочил на месте. Вошли Джордж и Сэм — любознательно принюхиваясь.
— Решили химией заняться? — поинтересовался Джордж.
— Я полоскал, — чопорно отвечал я. — Горло болит.
— И не только, я бы решил, — сказал Сэм.
— Ну что, в путь? — спросил я. — Эрик, вы же сможете развлечь себя сами, верно? Джок вам покажет, где у нас что. Если решите прогуляться, попросите карту — по здешним джерсийским стёжкам можно блуждать месяцами.
Мы направились к Сент-Хелиеру. Если точнее, ехали мы в Штаб-Квартиру Платной Полиции, расположившуюся на улице, непостижимо называемой «Руж-Буйон»[160]. Целью нашей полагалось осуществить сделку весьма тонкого свойства со старшим офицером, рекомендованным нам за свое благоразумие нашим крепышом-сентениром.
Совесть моя оставалась чиста почти полтора года, но все равно, вступая в эту «гадиловку», я пережил мгновение тревоги; тревога вскоре, должен заметить, рассеялась дружеской любезностью, явленной нам со всех сторон, — и наручники у них на поясах едва звякали. Учтиво отклонив изобильные пропозиции испить чаю, мы в конечном итоге оказались в кабинете упомянутого старшего офицера. Я с первого взгляда определил, что передо мною честный человек: натренированный глаз мой оценил его костюм в £ 40 и датировал пятилетней давностью. Бесчестные полицейские всего мира могут таить свою преступную добычу в глубочайших криптах самого Цюриха, но от мохеровых материй и обуви ручной работы отказаться не в силах. Experto crede.
Его ноздри учтиво дернулись.
— Мой друг полоскал, — сказал Сэм. — У него болит горло.
— Не повезло, — посочувствовал старший офицер Джорджу.
— Не я; он, — ответил тот, грубо тыча.
— А. Ну что ж, чем могу служить? Это же насчет изнасилований, я понимаю?
Мимолетно глянув на остальных, я принял на себя бремя рупора. Старшему офицеру пришлись по вкусу наши умозаключения касательно мотивов насильника и его избирательности, и он кое-что у себя пометил. Объяснил, как вся его деятельность ограничивается протоколом взаимодействия Платной и Почетной Полиций — последнюю, судя по всему, он довольно-таки одобрял.
— Очевидно, — сказал он, — что, нельзя обойтись без каких-то трений и раздражения, это естественно между профессионалами и любителями, но мы никогда не смогли бы следить за порядком в сельских районах так, как это удается им: у них там чуть ли не целая Тайная Служба, а их спорые разбирательства с мелкими правонарушениями экономят нам огромное количество времени и сил. Всякий раз, когда кому-то из моих офицеров приходится давать показания в суде, я должен перекраивать все наше расписание, будь оно клято, нарядов, понимаете? Но в дела прихода я вмешиваться не могу, пока не попросят: это как Скотланд-Ярд не может прислать своих людей на убийство в деревне, пока местные ищейки не признаются, что зашли в тупик. Предварительно затоптав все улики, — огорченно добавил он.
Затем я рассказал о наших предполагаемых милицейских бдениях — тщательно опустив любые упоминания о первой неудачной попытке. Чело его слегка помрачнело, но он признал, что и это — не его дело.