– Да, все так. Но было и еще что-то, какая-то иная причина, по которой он желал смерти Петра. Не только страх перед царской опалой и желание отомстить. Что-то сверх того. Я пока не могу разглядеть, что именно.

– А я, кажется, знаю, – сказал Углов. – Даже и спрашивать его необязательно. Он представил, что случится, если государь умрет, не оставив прямого наследника. Светлейший князь понял, что может из опалы вдруг вознестись на самую вершину власти, стать если не императором, то фактическим правителем России при безвольной царице. И ведь стал! Правда, Александр Данилович? Об этом ты мечтал, будучи в опале?

Злоба, показавшаяся на лице светлейшего князя, лучше всяких слов сказала о верности догадки Углова.

– Вот мы и знаем почти все, что нужно для вынесения приговора, – подытожил Дружинин. – Осталась самая малость. Скажи нам, Александр Данилович, что это все-таки была за девица, которая поднесла императору отравленные конфекты? Откуда она взялась? Может, нам об этом супругу твою спросить, а, князюшка, шалунишка?

– Нет, только Дарье не говорите, прошу! – взмолился Меншиков. – Я все расскажу!

Видимо, его любовь к жене была неподдельной.

– Да уж, расскажи, голубчик, – потребовал Углов. – И о девице, и обо всем другом.

– Все так было, как вы сказали, – начал Меншиков. – Я искал яд, который произвел бы нужное действие, и раздумывал, как его подать. Тут вспомнил, что государь всегда любил сладкое, никогда от него не отказывался. Стало быть, нужно было поднести ему конфекты. Но кто это сделает? У меня среди слуг была Зулейха, турчанка, взятая казаками близ Азова. Очень милая девушка и такая сообразительная!..

– А нельзя ли нам потолковать с этой милой девушкой? – спросил Углов.

– Нет, увы. – Князь понурился. – Как же можно потолковать, если она уже с год в сырой земле лежит? Скосила ее лихорадка болотная. Известное дело. Погоды у нас для южных людей неподходящие.

– Опять врет, – заявил Ваня. – Никакая болезнь эту Зулейху не скосила. Он сам ее и убрал. Хотя не своими руками. Никита, секретарь его, задушил или зарезал девчонку.

– Задушил, – признался Меншиков. – Пришлось так сделать. Не мог я ее в живых оставить – слишком многое знала. Да и супруга все допытывалась, что эта смазливая девица у нас во дворце делает. Пришлось избавиться.

– А солдата, который на часах стоял возле спальни Петра, тоже Сараев убил или ты постарался? – спросил Углов. – Только не ври. Ты же видишь, мы всякую брехню сразу опознаем.

– Я, – признался Меншиков. – Лучше бы, конечно, поручить такое дело Никите, да кто бы его во дворец пустил? Опять же, Зулейку с подарком в спальню к государю только я мог провести. Никите часовой не поверил бы.

– Да, князь, много ты крови пролил, – заявил Углов. – Теперь ответь мне на такой вопрос. Кто еще из знатных людей с тобой в заговоре состоял, знал, что ты Петра отравить хочешь? Шафиров? Ягужинский? Головкин? Остерман?

– Как же можно в таком деле кому-то открыться? – отвечал Меншиков. – Меня враз государю с головой выдали бы. Да, многие из приближенных царя Петра имели на него обиду. Он был крут, гневлив. Но никто не думал смерть ему причинить.

– Но ты-то думал! – возразил Дружинин. – Будем считать, что следствие закончено. Вина подсудимого полностью установлена. Она оказалась даже тяжелее, чем мы ожидали. Налицо три убийства – царя Петра, часового и девушки-турчанки, которую злодей сам же и вовлек в свой заговор. Осталось определить наказание. Мне кажется, оно очевидно. Князь Меншиков должен умереть той же смертью, что и его жертва, император Петр Алексеевич. То есть от яда. Я с собой и мышьяк принес. Только не в конфектах, а в виде настойки. – Оперативник вынул из кармана пузырек внушительных размеров. – Тут хватит мышьяка, чтобы слона отравить, – сообщил он. – Сейчас дадим ему выпить, свяжем, рот заткнем, чтобы на помощь не позвал. К утру он умрет в таких же мучениях, как и его жертва.

– Нет, погоди! – остановил его Иван. – Мы же решили, что должно быть слово защиты. Я готов его сказать. Да, вина подсудимого доказана и огромна. Он обманул доверие своего государя, через его труп шагнул к богатству и власти. Но у него имелись смягчающие обстоятельства. Император сам не раз давал ему примеры несправедливых расправ. Он замучил в тюрьме собственного сына, царевича Алексея. Потом был кавалер Монс, которого Петр заподозрил в связи с Екатериной, и многие другие. Князь был приучен царем к жестокости, потому и сам ее проявил. К тому же он сохранил человеческие чувства к жене, к дочерям. Давайте дадим ему шанс исправиться. – Иван повернулся к Меншикову и сказал: – Мы сохраним вам жизнь, если вы пообещаете завтра же покаяться в своих преступлениях. Можете рассказать о них императрице, канцлеру Головкину или прокурору Ягужинскому, в церкви покаяться – как хотите. Обещаете?

– Да, я обещаю! – воскликнул светлейший. – Во всем признаюсь! Перед матушкой императрицей на колени паду!

– В таком случае предлагаю оставить его в живых, – сказал Иван.