После перерыва выступал Константин Душенов, флагман 1-го ранга и командующий Северным флотом. Тоже заговорщик. Он, как и все предыдущие ораторы, тоже отважно «боролся» с врагами, в данном случае с Муклевичем. Потом он недолго говорил о неправильном подходе к укреплению оборонительных позиций в северном регионе. Следом выступал Андрей Хрулев, корпусной комиссар и начальник Строительно-квартирного управления НКО СССР, был ли он вредителем сказать сложно. Он рассказал о вредителях в своем ведомстве, как велись вредительские стройки, как Якир на Украине делал все, чтобы навредить. Действительно, все это никак нельзя объяснить некомпетентностью: аэродром в построили на лессовидном грунте, что делало невозможной его эксплуатацию, строили полуподземные склады вдали от дорог. Где тут вообще логика? Насчет строительства складов, Хрулев говорил: « Мне пытались ответить, что это была специальная директива Генерального штаба. Никакой директивы не оказалось. Мне пытались доказать, что это было согласованное решение. Правда, я нашел один документ заседания комиссии Тухачевского по этому вопросу, где было сказано так: и можно, и нельзя. А строительство из этого сделало вывод, что не нужно. И выходит, что если подъездных путей к этому складу не будет, то мы подвезем громадное количество боеприпасов, а использовать их не сможем».
Сталин спросил его про ситуацию с химическим полигоном в Саратове, где было вскрыто вредительство. Инфраструктуру строили аж с 1930 года, крайне отвратительно, нет условий для научно-технической деятельности. Сталин задал вопрос, почему генштаб не знал об этом? Хрулев сказал, что Егоров принимал меры, но не сказал какие. Сталин снова задавал вопросы:
«Сталин. Но есть, например, часть строительства, которую любой крестьянин мог бы построить по-человечески; а это строится безобразно: некоторые бараки, дома, то, что не нуждается ни в каком плане, – это строится безобразно. Это и вас касается.
Хрулев. Это меня касается. Тов. Сталин, я в этом году с разрешения народного комиссара и по соответствующим директивам организовал специальную группу инженеров, которые ездят и проверяют качество работ. Как только оказывается, что люди неспособны проводить настоящую качественную стройку, – или их снимаем, или их снижаем. Но я не могу вам доложить, что у нас все хорошо…
Сталин. У меня к вам вопрос, т. Хрулев, какая у вас практика и установка – все решается в Москве? Округам какие-либо права предоставлены? Ведь вы же понимаете, что без помощи местных сил в округах ничего нельзя построить.
Хрулев. Я докладываю вам, какой порядок существует; не я этот порядок устанавливал. Устанавливает центр, скажем, на 1937 г. 2— 1,5 млрд руб. на строительство в этом году. На основании этой контрольной цифры составляются контрольные цифры по округам, народный комиссар их утверждает, и отправляются они в округа. Округа составляют на основании этих цифр свои планы.
Сталин. Кто намечает объекты?
Хрулев. Объекты намечают они, площадки выбирают они.
Сталин. А генеральный план кто разрабатывает?
Хрулев. И генеральный план они разрабатывают.»
Сталин позже усомнился, что ведется борьба за качество строек, но Хрулев заверил его, что принимает меры для этого. Он также сказал о тяжелом положении дел с электросетями, на что Сталин ответил, что на это выделяются огромные деньги при отрицательных итогах: «Деньги получаете, все материалы доставляют вам, а строите плохо.» Хрулев еще привел ряд подробностей провальных строек, в том числе с снабжением бензином, после чего ему досказали о деле с водой:
«Поскольку вопрос встал о бензострое, разрешите мне сказать. Тут надо пересмотреть не только строителей, но и воздушников. У вас есть записка по этому вопросу. Я утверждаю, что бензоразводящая сеть, которая построена на большинстве аэродромов, не работает. Это дело вредительское. Причем в землю загнали громадное количество народных денег. Это куда-то относят бензоцистерны, а потом разводят трубами по аэродрому.
Голос. И вода, вредительски построена подача воды. Вода подается на расстоянии 300—400 метров, пока она доходит, она уже охлаждается. Это вредительская система, которая недопустима. Если бы эти средства затратить на водомаслозаправщики на гусеничном ходу, мы обеспечили бы водозаправку. Что получается? Мы не можем установить водомаслозаправщики, потому что они не на гусеничном ходу. Это безобразие, т. Сталин».
Следом выступал новый начальник штаба РККА Борис Шапошников, кажется лояльный человек, но его роль все же спорна. Он сразу признал потерю бдительности, его главной проблемой был Примаков, который был его заместителем. Примаков служил под началом Шапошникова в Приволжском военном округе в 1931-1932 гг., а вскоре после того, как Шапошников в сентябре 1935 г. перебрался в ЛенВО, Примаков то ли уже был там заместителем с мая. Отношения между ними были просто доверительными. Но Шапошников пытался представить дело так, что они конфликтовали, причем с тех времен, когда он преподавал в академии Фрунзе: « Я из своей практики в Военной академии должен сказать, что в 1934 г. выдержал первый троцкистский налет на методы преподавания в Военной академии. Я тогда докладывал об этом наркому, и нарком по моему докладу многое выправлял. Наскоки эти шли от Примакова, который настойчиво хотел внедрять своих людей. В частности, после отбытия наказания явился Троицкий с предписанием взять его начальником кафедры военной географии в Военную академию. Я отказался. Он является второй раз, опять с предписанием, – не помню, – не то за подписью Примакова, не то Фельдмана. Я тоже отказал. Думаю, теперь будут действовать через наркома. Нет, этого не было. Вот как они протаскивали своих людей».
Однако следом он признал, что доверял Примакову: «Когда я приехал в Ленинград, Примаков был помощником командующего войсками. Должен сказать, что все мои поручения Примаков выполнял, как раз он занимался вопросами ПВО. Сам я занимался вопросами авиации. Затем он уехал писать уставы, два месяца писал уставы, месяца полтора отсутствовал на различных военных играх и в июле был арестован. Нужно сказать, что ПВО он проверял, но я-то не проверил, как он осуществлял эту проверку. В этом, конечно, моя вина. Я слишком доверился этому человеку». Он говорил, что не мог ничего сказать плохого про людей, которых выдвигал Примаков. После него выступал Григорий Кулик, начальник Артиллерийского Управления РККА заговорщик и шпион. На него дали показания , но чтобы поверить в них Сталину понадобится еще 12 лет, он много вредил и навредит еще на войне.
Он сразу перешел к главному: «Товарищи, начну с себя. Почему-то мою фамилию упомянул в своих показаниях Ефимов, но вы, товарищи, знаете, что я начиная с 1918 г. боролся против Троцкого под непосредственным руководством Климента Ефремовича и т. Сталина. И как Троцкий снимал Климента Ефремовича, моментально я летел. Я в то время носил бороду, и Троцкий говорил: «Необходимо эту бороду убрать». Когда меня ранили под Царицыном, – я по совести скажу, – я боялся ехать через Москву, думал, что меня расстреляют. А теперь Ефимов упомянул мою фамилию, и, когда меня спросили, я сразу не поверил. Считаю, что это провокация. Показания Ефимова, то, что мы читали, и то, что я обнаруживаю, – это но-но-но. Он отводит не туда. Я могу доложить, т. Молотов, что враги так действовали, что на каждом вопросе есть ваша виза и ваше постановление. Каждую мелочь, чуть ли не каждый винтик вносился в СТО».
Кулик уповал на свои предыдущие заслуги, но это выглядит несерьезно, ведь с тех пор много воды утекло, человек мог поменять взгляды или присоединится к троцкистам из каких-то своих соображений, мог быть временный союз, его могли шантажировать найдя на него какие-то компрометирующие материалы и т.д. Можно предположить немало вариантов как человек мог стать предателем. Кулик 1937 г. это был не тот Кулик 1918 г. После оправданий он говорил о вредительстве в производстве артиллерийских орудий, а затем говорил о своей вражде с Гамарником, который его ненавидел, говорил о подлостях главы политупра Северо-Кавказского военного округа Векличева. На его выступлении утреннее заседание кончилось.
Вечернее заседание открыл Семен Буденный, который начал свой рассказ с описания периода гражданской войны, где привел примеры бездарности Тухачевского, как он приписывал себе чужие заслуги, о его провалах, как военного, о его подлой натуре. Он прямо сказал то, что дажде не фигурировало в официальном обвинении: «Кто такой Тухачевский? Он пришел из плена делать социальную революцию к нам. Попадает в Ленинград, там, в Смольном, как раз формировали красногвардейские отряды. Он явился и представился Ленину: «Я хочу участвовать в революции, хотя я – офицер Семеновского полка». Тогда, как он говорил, была наложена самим Лениным резолюция: зачислить в Красную гвардию, чтобы он там участвовал. Отсюда теперь мне становится ясным, что это шпион не [19]27 г., а это шпион, присланный немцами сюда, к нам, чтобы участвовать не в революции, а в шпионаже за нами. Сейчас это становится понятно.»
Буденному тут же напомнили, что и Уборевич тоже вернулся из германского плена, якобы как и Тухачевский бежал из немецкого плена. Это очень важная деталь, так, как сам Уборевич утверждал, что в антисоветский заговор он был вовлечен очень поздно, в 1935 г. Однако, многие выступавшие ранее деятели прямо приводили факты, что Уборевич занимался вредительством задолго до 1935 г. Он мог это делать по требованию разведки Германии, которая завербовала еще в 1917 г. Буденный также напомнил деталь об Аронштаме, которой нет в официальной биографии: «По-моему, Аронштам тоже этой марки: «Из плена, видите ли, бежал, меня там били, вырвался» и т.д. Одним словом, это шпион марки тоже 1917 г. Так что это шпионы природные, коренные шпионы немецкие».
Буденный описывал Тухачкевского, Якира и Уборевича как выскочек, попавших в нужное место и нужное время и заработавшие легкую славу на чужих заслугах. Наиболее жесткую оценку он давал Якиру: «Кто такой Якир? Это же такая глиста, это был самый близкий человек Троцкого, сам троцкист. На войне он нигде и ничем не показал себя. Командовал он группой. Нам казалось с Климентом Ефремовичем, что он неплохой командующий. То есть в каком смысле? Он вслед за армией шел, не особенно отставал. (Общий смех.) Приказ отдашь – он выполняет. Так он двигался до Львова».