Славин. Арш был, когда я приехал; кроме того, Арш был членом партии.

Магер. В этом-то вся и штука. Вы, наверное, знали, какой он член партии? А сигналы у вас были, когда Гарькавый говорил, что политработники – болтуны, а политруководители – жандармы? Были такие заявления? Были. На окружной конференции это утверждали. А вы эти вопросы мимо обошли. Гарькавый на всем протяжении своей работы дискредитировал политработников, дискредитировал партийную работу. Об этом вам было известно, об этом вы были в курсе дела. Приняли ли вы какие-либо меры? (Реплика Славина не уловлена.) По меньшей мере, вы к этому делу относились либерально. Я, как командир, пришел к вам один раз и больше закаялся ходить, потому что вы относились так, как не может относиться политработник. Мы привыкли, во всяком случае, в начальнике политуправления видеть партийного человека, партийную душу, а вы относились формально, бюрократически: не выслушивая человека, навязывали ли ему свое мнение.

Славин. Вы в Танковом управлении сколько времени сидели, запустили все это дело, подняли ли вы хоть один вопрос? А я эти вопросы поднимал, а теперь вы выступаете с тем, чтобы дискредитировать Славина.

Магер. Я считаю, что заявление Славина неудовлетворительно. Он оправдывался, он увертывался, давал объяснения, но на основной вопрос он не дал ответа. Каким образом получилось, что его окружала вот вся эта братия? Каким образом? Гарькавый около него был, Бакши был, Зенек был, Генин был. Это люди, которых вы непосредственно знали.

Славин. Я не помню Зенека, при мне его не было; а Генина вы сами сняли.

Магер. Я думаю, что у нас есть все данные для того, чтобы с этой сволочью быстро справиться. Желание есть, большевистская напористость налицо. Мы сумеем необходимую работу провести».

Оба они были врагами, вредителями и сейчас на глазах Сталина и других вредителей топили друг друга, дабы доказать свою «лояльность» власти. После этого выступал комкор Иван Грязнов, командующий силами Забайкальского военного округа. Он сразу начал оправдываться, что не поморгал троцкистам и не имел с ними близких отношений, еще сумев восхвалить по ходу наркома Ежова, наверное, с расчетом, что тот поддастся лести и защитит его. Грязнов рассказал о других разоблаченных врагах, в частности Касьяне Чайковском, бывшем начальнике управления боевой подготовки РККА, арестованному в мае 1937 г., который прямо разрушал войсковые части спаиванием военных, сплачиванием откровенно антисталинских сил. Молотов высказался: «Чайковского надо было взять за шиворот и в тюрьму посадить, а вам бы следовало дать наказание. У всех у вас руки умыты. Так получается. Любое безобразие творится, а вы через год докладываете. Большая храбрость – доложить через год. Ни один танк не дошел до границы, называется доложить».

В конце выступления, один из присутствующих задал вопрос: «Голос. Я прошу т. Грязнова ответить на вопрос. Считаю необходимым, чтобы он ответил в присутствии Политбюро. Перед тем, как Забайкальский округ отделился от Дальневосточного края, маршал Блюхер осматривал войска и признал механизированный корпус небоеспособным. Причем этот корпус был представлен в плохом состоянии. В 1935 г. по этому поводу был составлен приказ и было составлено донесение. Копия приказа была прислана им. Меня сейчас интересует, в связи с тем, что Грязнов заявил, что корпус оказался небоеспособным, что им было сделано по этому приказу, т.к. то, что было вскрыто там маршалом Блюхером и его аппаратом, было отнесено к недоброжелательному отношению? Я хочу, чтобы он перед Политбюро сказал, каким образом он через короткий срок устанавливает вредительство и почему он не выполнил приказ маршала Блюхера. Маршал Блюхер здесь, и он может подтвердить.

Грязнов. Безусловно, инспектированием т. Блюхера было обнаружено много недостатков в системе механизированного корпуса.

Блюхер. В том числе и неспособность корпуса к выходу в установленные 4 часа, а это было главнейшее – и материальной части, и всей организации.

Грязнов. Но я должен сказать, т. Блюхер единственно похвалил у нас Чайковского.

Блюхер. Да, тогда я сказал, что это командир технически грамотный, но бригада продолжала оставаться небоеспособной.»

Блюхер, сам правый заговорщик все делал, чтобы прикрыть себя, отмечал провалы в работе и ничего не делал, чтобы проверить их исправление. Следом говорил Николай Криворучко, заместитель Якира в КОВО, он сказал, что Якир пользовался огромным авторитетом, 75% командиров к нему хорошо относились, считали его своим учителем. Это дает большую почву для размышлений. Иону Якира после реабилитации стали изображать крайне одаренным человеком, которого лишилась страна, но на деле все было совсем не так. Никто из восхвалявших его военных или просто знакомы так и не пояснили, что конкретно он дал им в качестве «знаний военного дела». Якир не имел солидного военного образования, не имел выдающихся военных успехов, во время гражданской войны он поначалу был политкомиссаром, потом все же покомандовал войсками, но некоторые успехи можно легко понять наличием у него в штабе военспецов. Командовал войсками округа Якир так себе, многое запустил, зато он был мастером устраивать театральные представления. Например, военные маневры 1935 г., они были в целом положительно оценены наркоматом обороны, но были выявлены недочеты, оставлявшие плохой осадок, например:

«Противотанковый ров – перед передним краем обороны 100 сд своей конфигурацией на отдельных участках мешал огневой защите переднего края (закрывал обзор и обстрел со стороны обороняющегося), позволяя противнику безнаказанно подходить вплотную к проволочным заграждениям и уничтожать их»

«Мало уделяется внимания вопросам маскировки аэродромов и их ПВО»

«Переправа танков через р. Ирпень на участке 131 сп была плохо организована, благодаря чему переправившаяся пехота не была своевременно поддержана танками. Вообще переправа этого полка и особенно маскировка была организована неудачно, в результате чего в действительном бою полк должен был бы понести тяжелые потери от авиации, пулеметов и особенно от артиллерии противника»

«Разведывательные передовые части мотомехвойск иногда развертывали свои боевые порядки перед незначительными частями противника, чем преждевременно себя обнаруживали, а иногда открывали огонь всеми своими огневыми средствами после того, как по ним был открыт огонь артиллерии, не учитывая того, что противник нередко находился в этот период на расстоянии 2—3 км.»98

И, как же это понимать? Были серьезные проблемы в боевой подготовке, но эти все недостатки казалось бы, компенсировали тем, что войска округа успешно выполнили маневры и реализовали боевые задачи. Но дело в том, что это были не учения, а одно название, Якир с самого начала разгласил всем сторонам план действий, которому они должны были следовать, заведомо предоставляя победу нужной стороне. Об этом пишет военный историк А. Смирнов: «Посредники должны были не приостанавливать или ускорять продвижение частей в зависимости от грамотности их действий, а добиваться неуклонного соблюдения этими частями «сценария» маневров».99

Командиры воинских частей, принимавших участие в учениях не могли не знать об этом. Но знали ли об этом нарком Ворошилов и начальник генштаба Егоров? Слабо верится, что не знали, они несли прямую ответственность за то, как РККА превращали в опереточную силу, а сами рапортовали руководству страны об впечатляющих успехах. Многие современные сталинисты могут остро воспринимают критику в адрес Ворошилова, но как еще можно к этому относится? Все эти вскрывавшиеся безобразия в округах, военных академиях, политупре, в самом наркомате обороны, неужели нарком обороны ничего не знал? Его оправдания, что ему не докладывали не выглядит серьезно. Якир пользуясь тем, что Ворошилов делал вид, что не замечает их пакостей проводил «успешные» военные маневры, которые укрепляли его культ как «одаренного» военного.

Продолжая выступление на совете Криворучко много рассказывал о раскрытых врагах, об их отношениях, их стычках и собраниях. Вылил много скрытой грязи и передал слово Яну Гайлиту, еще недавно командующий войсками Уральского военного округа. Он рассказывал о военном строительстве, как ему вставлял палки в колеса Уборевич, когда они вместе работали в Белоруссии, не давал ему укрепить. Сталин спросил его о связи с Путна, но Гайлит продолжал растягивать историю про укрепрайоны, Ворошилов поэтому просил его не растягивать. Среди тех, кто мешал усилению обороноспособности, он назвал Василия Левичева, заместителя начальника Генерального Штаба РККА, близкого к Егорову. Наконец Сталин во второй раз спросил его о Путна и тот ответил, что он был его другом: «Я Путну много раз выручал, спасал из боя, и с тех пор у нас установились определенные товарищеские отношения, и это послужило основой для нашей дальнейшей дружбы. Я совершенно откровенно заявляю, что считал Путна своим близким товарищем, с ним переписывался, встречался, когда он приезжал и делился мнением. Я этого ни от кого не скрывал. Я говорил о своих встречах с Путна некоторым товарищам, в частности, Эйхе. Но о том, что он является врагом, я не знал. Я готов отвечать за что угодно, за свою дружбу с ним, но я не могу отвечать за то, чего я не знал. Как только я узнал об этом, я послал телеграмму наркому, в которой написал, что моя дружба оказалась дружбой с врагом народа. Я послал письмо т. Эйхе, где также указал, что дружил с врагом народа. Я поставил в известность партийную организацию штаба, написал сразу же и секретарю, и зам. начальника ПУОКРа, потому что начальник ПУОКРа находился в отпуску. Сейчас выяснилось, что и секретарь партийной организации, и зам. начальника ПУОКРа сами оказались врагами – троцкистами. Я этого не знал».