Оно и понятно, что ж хорошего в приюте воспитываться, даже если приют вполне приличный.

– А живёшь где? Ночуешь? Домой вернулся?

– Вернулся… А там уже другие живут. Ну я посмотрел в окно и ушёл.

– И что теперь? Где-то же ты спишь?

Заминка, видно, опасается раскрывать местонахождение берлоги. Мы тем временем свернули за угол, сюда гул Тишинского рынка почти не доходил. Редкие прохожие, похоже, видели в нас отца и сына. А я и сам пока не знал, куда мы идём.

– В общем, промышляешь воровством… Один или в компании?

Глаза забегали, не иначе, ворует в команде. И скорее всего, выручку сдаёт старшему.

– А старший-то у вас кто, не Филька Грач?

– Не-а, Серёга Лютый.

Сказал – и испуганно посмотрел на меня. Ну что уж теперь, проболтался, купившись на старый как мир следовательский приём.

– Дяденька, отпустите меня, я больше не буду, – загундосил шкет.

– Отпущу, если с этим Лютым сведёшь.

– Не надо, дяденька, он меня потом зарежет.

– А что, правда может?

– Спрашиваете! Андрейку Слепого, у которого бельмо было на левом глазу, в прошлом месяце зарезал, прямо в печень. А ему девять лет только было, – прорвало пацана.

– Вот так взял и зарезал?

– Угу, чтоб другим неповадно было выручку прятать. Там всего-то трёшка была.

– И правда Лютый… Сколько же ему лет?

– А не знаю, взрослый почти. Он по малолетке уже сидел год, сказывал, три года назад вышел.

Ну, вероятно, не младше пятнадцати – шестнадцати лет. Пахан, значит, главарь шайки воришек. Хорошо устроился, живёт припеваючи, только дань под себя гребёт. Парня за такую ерунду в расход отправил. А я собирался с ним перетереть относительно выправки приличных документов, наверняка у него имеются связи в криминальном мире. Не люблю я эту братию, но как ещё ксиву выправить, выражаясь блатным языком? Думаю, в имеющуюся наличность уложился бы, мог бы предложить и энкавэдэшную форму, да и ствол в придачу, но это уже на крайняк… А из этого отморозка Лютого порядочного человека однозначно уже не вырастет, так и пойдёт по наклонной.