– Ты перегибаешь, – неуверенно начала одна из подружек.
– Галя не такая. Галя с Олесей не видится даже… – подхватила вторая.
– Я не имею никакого отношения к этой шмаре, – отреклась младшая от несчастной Олеси. Класс напоминал зрительный зал.
– Хорошо, – согласилась я. Поправила пенал, чтобы лёг ровно по правому краю дневника. – И к нам ты тоже отношения не имеешь, так что отойди по-хорошему, окей? Хочешь строить королеву? Найди тех, кто ниже по разуму. – «Например, свиней», – собиралась добавить, но удержалась.
– Кто выше, ты что ли выше, мелочь пузатая? – начала Галя. Сбилась, когда в класс вступила математичка. Со стопкой тетрадей для контрольных работ. Как по щелчку, всех разбросало в парты.
Ангелина Алексеевна нахмурила брови. Велела доставать листочки. Орошать их покаянными слезами. И объяснять, почему посмели прогулять физику.
– Вы сами себе не угодили, – сказала она. – Время дописывать на перемене не дам, всё сдадите вовремя, так что в ваших же интересах быстро сочинить повинную и убрать шпаргалки, телефоны и другой залог неизбежной двойки. – Слушать о произволе и диктате не соизволила. – Время истекает. Мне без разницы, кто виноват, пусть директор разбирается, а у нас геометрия.
«Я прогулял физику ввиду стадного инстинкта», – сумничал Славнов.
«Все не пошли, и я не пошёл», – упростил высказывание Быстрякин.
«Не вижу смысла учить то, что мне не пригодится в жизни», – отрезала Кричко, которая Галина.
«У брата был день рождения. Мы отмечали, – сократила я. – При необходимости тему отвечу. Вины за собой не признаю».
Пересветова и Ранина оправданий не сочиняли.
В кабинет десятого "А" я открывала дверь с ноги.
С порога оказывалась в медвежьих объятьях Васи, под прицелом Петиных травянисто-туманных глаз, или в театре имени Буратино: Лёши.
В тот день случилось иначе (нарастало постепенно, одно на другое, как сера на спичку). Подойдя к порогу, я застала Чеку и свою кузину. Они сошлись.
– …я не такая! – вопила Таня, – и вообще, ты что, думаешь, можешь столько лет мне жизнь портить, подстрекать всех, чтобы проходу не давали, а теперь вот так заявить, что я нужна тебе? Радужным флагом обмоталась: мир, дружба и шоколадка. Не верю, – истерический смешок. – Ищешь сплетню? Точно! И как я сразу не догадалась? Точно, разводишь! – «Нет, – тихо повторяла Диана, – нет, нет, нет». – Мне это не надо, – сказала Таня. – Мне ничего от людей не надо. В покое бы оставили. Тебе мужики надоели? Переходи на игрушки. Или на девочек. Не на меня. Ни пола, ни возраста, поняла? Мне ничего не надо.
– У тебя проблемы, Скворцова, – сквозь зубы процедила Диана, – серьёзные проблемы, и у меня они те же. Тебе не надо, мне не надо, никому! Но знаешь, что? Я устала прятаться. Я устала врать. Знаешь, как с мужиками было? Я Рустику заплатила, чтобы сплетню пустил. Знаешь, зачем? Чтобы не лезли. Слух о блядстве плюс слух о венеричке равно никто не тронет. За здоровьице своё переживают. Знаешь, что сказала моя мама, когда я призналась ей, что внуков не дождётся? Она разревелась. И знаешь, почему? Потому что с моим характером, за всей защитой, и так нарваться три секунды. А с девкой и вовсе прибьют. Уезжать надо. И мне, и тебе. Уезжать из проклятого Сайлент-Хилла. Ты хоть представляешь, чего мне стоило сказать это тебе? Представляешь?
Кроме них и меня за дверью, никого не было. Волны шли нехилые. От обеих.
тетрадный листок с чем-то или кем-то: