Если мы будем сражаться, то, скорее всего, умрем вместе с ними.
Можно жить трусами или умереть всадниками.
Ксейден расправил плечи, и камень внутри меня расплылся тошнотой. Он принял решение. Я видела это в чертах его лица, в его осанке.
– Сгаэль говорит, что никогда не бежала от боя и не побежит сегодня. Да и я не буду стоять в стороне, когда гибнут невинные, – он покачал головой. – Но я не могу приказать вам присоединиться. Я отвечаю за
«
В идеальном мире мне больше ничего не нужно было бы слышать.
«
Он вздернул подбородок.
– Мы всадники, – сказала Имоджен после очередного взрыва. – Мы защищаем беззащитных. Такая у нас работа.
– Ты спас всех нас до единого, кузен, – добавил Боди. – И мы благодарны. А теперь я бы хотел заняться тем, чему меня учили, и если я не вернусь домой, значит, мою душу препоручат Малеку. Я все равно не прочь свидеться с матерью.
– Я скажу тебе то же, что сказал в наш первый год после Молотьбы, когда мы решились на контрабанду оружия, – сказал Гаррик. – Благодаря тебе мы живы столько лет; только мы решаем, как нам умирать. Я с тобой.
– Вот именно! – воскликнула Солейл, барабаня пальцами по бедру, чуть выше кинжала в ножнах. – Я в деле.
Лиам выступил вперед, встав рядом со мной.
– Мы наблюдали, как казнят наших родителей, потому что им хватило смелости поступить правильно. Хотелось бы думать, что моя смерть будет такой же благородной.
Дыхание замерло у меня в груди. Их родители погибли, чтобы разоблачить истину, а моя мать пожертвовала моим братом, чтобы утаить этот грязный секрет.
– Согласна, – кивнула Имоджен.
Все они согласились.
Один за другим согласились все, пока не осталась одна я.
Ксейден поймал мой взгляд.
«Если думаешь, будто сможешь убедить кого-то из Сорренгейлов рисковать шеей ради кого угодно вне их границы, ты глупец» – так она сказала на озере?