— Смелый мальчик… — гремит надо мной булькающий голос.

Я поднимаю глаза и вижу ту самую бабу с дредами. Штанина так и не поддалась; снова запуталась в лезвие ножа. Ну, давай же! Давай! Поднимайся! Я должен достать нож…

БЛЯДЬ, КАК БОЛЬНО!

Эта тварь схватила меня за волосы и потянула вверх, к своей роже. Но я не успеваю заглянуть ей в глаза. Она отшвыривает меня прямо отцу в руки. Прижимая меня к себе, отец возвращается в строй и шепчет мне, шепчет грубо, постоянно одёргивая за одежду:

— Что ты вытворяешь? Успокойся!

— Они заберут Роже! — отвечаю я ему. — Они делают ей больно!

— Ты уже ничего не сделаешь! Мы ничего…

Он замолчал, увидев перед собой ту бабу. Оно подошла к нам. Смотрит на меня, сука…

— Смелый мальчик, — словно с издёвкой булькает она. С насмешкой! Меня это бесит!

Затем она поднимает голову и уже смотрит на отца. Закидывает голову на бок, она словно его узнала…

— А-а-а-а, — тянет она, — такого мужчину я не могла забыть, — и кладёт ладонь ему на плечо. — А где же твоя дочка?

Дочка? Мне хочется залезть в воспоминания Отто, но я так сильно перевозбуждён от происходящего на площади, что даже не могу вспомнить своё утро!

— Её нет, — мямлит отец.

— Ну зачем же прятать от нас столь юное дитя? Сколько ей сейчас, лет пять? Ты думаешь, мы заберём вечно плачущее создание и будем с ним нянчиться?

Отец молчит, опустив глаза.

— Мы вернёмся через пять зим, — продолжает она, — и не смей её прятать!

— Я никого не прячу, — тон отца стал чуточку смелее.

— Ты должен был прийти на площадь со всеми детьми! Или ты забыл правила?

— Я пришёл со всеми своими детьми, — отец поднял голову и уставился на бабу, уставился в её глубокие лунки, внутри которых прятались глаза.

— Так и где она?