— Зачем он тебе?

Отрезав от конца верёвки тонкий лоскуток, я привязываю к ноге (чуть выше голенища) своё новое оружие и прячу его под штаниной. Холодный металл приятно ласкает мою кожу. Мне хочется взяться за деревянную рукоять, вспороть воздух, услышать свист, и точным движением всадить его патлатому прям в сердце. Но не сейчас, надо набраться терпения. Всему своё время!

— Пригодится, — отвечаю я. — Пойдём.

Мы уже подходим к калитке, я открываю дверцу, и мы видим несущегося к нам на встречу тощего мужика. Он бежит из центра деревни. Бледный, задыхается. Трясёт руками и орёт:

— КРОВОКОЖИ! КРОВОКОЖИ ВЕРНУЛИСЬ!

— Чего он несёт? — спрашиваю я у Роже.

Она успела побледнеть. Руки безжизненно повисли вдоль тела. Её рот открывается, но слов не произносит.

Я хватаю её за плечи и еще раз, проговаривая каждую букву, спрашиваю:

— О ком он говорит?

— Плохо… — мямлит она. Её лицо кривится от испуга.

На пороге дома появляется отец, мать виднеется за его могучими плечами.

— Роже! — кричит он. Выпрыгивает из дома и в два шага подбегает к нам. — Роже, деточка! Быстро беги за Ингой, и прячьтесь в лесу! Слышишь меня? Инга поможет тебе, а ты ей!

Роже кивает головой, но ничего не произносит.

— Роже, побежали! — кричу я, хоть и не понимаю, что происходит. Хочу уже переступить порог калитки, но отец грубо хватает меня за руку.

— Ты никуда не пойдёшь! — он переключает своё внимание на Роже, и снова, на повышенных тонах ей говорит: — Беги! Чего стоишь?

Роже выскочила на дорогу и побежала в сторону центра, только не по главной дороге, а дворами.

Тощий мужик подбежал к нам. Его ноги все в пыли, рубашка вымокла от пота. Глаза как у безумца прыгают из угла в угол.

— Кровокожи вернулись, — говорит он, свернувшись пополам и тяжело дыша.

— Но ведь листопад еще не начался! — говорит отец.

Тощий ничего не ответил. Выпрямился и побежал дальше, в конец улицы, продолжая кричать о приходе кровокожих.