Он в панике забегал по дворику. Этого просто не могло произойти. Флайер же не мог просто исчезнуть, бросить его. Невозможно. Флайер должен был быть здесь, чтобы он мог улететь, спастись. Это, наверное, не тот флайер — другой, похожий. Это немыслимо, невозможно, невообразимо. Он полностью зависел от присутствия здесь этого суденышка — значит, оно должно было его дождаться. Не может же быть так, что оно улетело само, решило выкинуть эдакие коленца? Обыкновенный гражданский флайер, не военный, не иномирский, лучший, правда, какой могут нанять деньги, построенный на одном из его собственных заводов, и он никак не мог
Тем временем в коридоре, которым он только что воспользовался, промелькнула та же тень. Он увидел ее за окном.
Он побежал к ближайшему сводчатому проходу наружу. Пушка, ему нужна пушка: револьвер, пистолет, ружье, проклятое старомодное химическое ружье. Что стряслось с Джаскеном? У него был револьвер. Джаскен всегда носил при себе несколько видов оружия. В том числе и маленький ручной револьвер без вспомогательных экранов, вообще безо всякой электроники — последнее средство. Блядь, а что, если это Джаскен?
Он бежал под аркой в сторону выхода из дома, его топот отдавался под высокими сводами. Он оглянулся — фигура не отставала — и при этом чуть не упал, запнувшись. Нет, это не Джаскен, она слишком тонкая и малорослая. Кроме того, Джаскен не промахнулся бы и однажды, не говоря уже, чтобы дважды. Это точно та сука, что называет себя Юбрек. Наверное, она заморочила Джаскену голову и склонила его на свою сторону; не исключено, однако, что ей помогала та маньячка из Культуры, которая явилась его арестовывать. Они, наверное, и завладели флайером. Проклятая Культура!
Ружье. Где здесь можно найти ружье? Он выбежал на круг плитняка, которым были вымощены подступы к дому. Снаружи все полыхало. Дым закрывал небо, но даже ночью было светло, как в аду. Языки пламени поднимались из сотен мест, огонь охватил уже все деревья и окрестные хозяйственные постройки. Оружие. Ему позарез нужно оружие, ружье: любое, старомодное, даже откровенно древнее, и на стенах дома они висели — просто для украшения, как и все остальные предметы коллекции — мечи, копья, секиры, щиты, но среди этих ружей не было исправных. От них сейчас не было ровным счетом никакой гребаной пользы. Да и кто сейчас пользуется долбаными ружьями, скажите на милость? Лесники? Они ведь тоже перешли на лазеры, как и все, разве нет? Он даже не помнил, где расположены хижины лесников. Разве их не снесли, когда он строил рейсбольные корты?
Он выбился из сил, колени ныли, легкие горели. Может быть, укрыться в лабиринте? Хе, да проще кинуться на преследователя и перерезать ему горло одним из кинжалов. Он с трудом припомнил карту лабиринта и, посмотрев туда, где тому полагалось быть, увидел центральную башню, объятую пламенем. Огромную деревянную конструкцию пожирал огонь, языки пламени развевались, как оранжевые знамена или рекламные баннеры. Он огляделся вокруг, чувствуя, как подступает отчаяние — ни флайера, ни аэролета, ничего; надо было бежать к гаражам, как он с запозданием понял. Может, некоторые машины еще работают. Он полез в карман для часов, но хронометр пропал. Он его где-то выронил.
Высокие тонкие башни, связанные парящими арочными мостиками, чернели на фоне подступающей стены пламени. А как насчет боевых кораблей? Есть ли там химическое оружие? Гранаты, ракеты, пули, взрывчатые вещества... наверное, там. Он ничего больше не мог придумать.
Он устремился к прудам для кораблей. На бегу он оглянулся: фигура только-только показалась из сводчатого прохода, по которому бежала следом за ним, и остановилась, осматриваясь. Наверное, она его не видит. К счастью, он был в темной одежде.
Горло горело, ноги подкашивались, в колено точно острую длинную иглу воткнули. Он вывернул с таким трудом собранную сумку, отыскал мягкий двойной футляр и извлек из него пару кинжалов. Он отшвырнул футляр, а за ним и сумку.
Она никогда прежде не стреляла из револьвера, даже не притрагивалась к такому оружию, и надеялась, что обращается с ним правильно, держа его обеими руками. Звук выстрела древнего оружия, работающего на пороховых патронах, был оглушителен, отдача — такой сильной, что она подсознательно ожидала, будто ей оторвет пальцы. Она не видела, куда попала пуля. Вепперс опустился на одно колено и наставил на нее что-то. Пальцы, которыми она сжимала оружие, онемели. Она закашлялась, разогнала рукой дымок пороховых газов, исходивший из ствола, и снова выстрелила. Опять ревущий шум, от которого закладывало уши. Ей не верилось, что такое маленькое оружие может так шуметь.
Она опять промазала. По крайней мере в этот раз она увидела, куда пришелся выстрел: далеко над головой Вепперса, почти в верхушку большой круглой двери кладовки. Она знала из курса истории, что для этого древнего вида оружия характерна значительная отдача, но ей всегда казалось, что это происходит уже после того, как пуля вылетела из ствола и отправилась по своим делам. Наверное, эти пушки работали иначе. Вепперс повернулся и побежал по коридору к выходу на лестницу. Она пустилась в погоню. Добежав до дверей, она выбила их ногой на случай, если бы он прятался сразу за ними.
На лестничных пролетах было темнее, чем в коридоре, но ей хватало и этого света, чтобы видеть все четко. На полу первой лестничной площадки лежал разбитый вдребезги карманный фонарик, на первой ступеньке следующего пролета — старинный хронометр, на который Вепперс все время поглядывал в кабинете Хюэн. Она посмотрела вверх — увидела и услышала его в нескольких пролетах наверху.
Она добралась до коридора, в конце которого был выход наружу, и увидела его во дворике, пробегая мимо окон. Он затравленно оглядывался вокруг, потом устремился под главную арку. Он бежал не очень быстро, заметно прихрамывая.
Снаружи, преодолев сводчатый арочный проход, она остановилась, пораженная апокалиптическим размахом вихрей пламенного хаоса, подступавшего к дому. Порывистый ветер налетал отовсюду, завывал под перевернутым обгоревшим котелком небосвода, нес клубы дыма. Везде плясало пламя, яростно-подвижное, перескакивавшее с одного места на другое. В воздухе кружился горящий мусор, его было, наверно, не меньше, чем опадающей листвы в первую осеннюю бурю. Шок, настигший ее, был почти физическим; лицу стало жарко от дыхания вездесущего пламени, как от экваториального солнца, она замедлилась, побежала трусцой, не отдавая себе в этом отчета. Потом встряхнулась и огляделась.
На миг ей показалось, будто она его потеряла, потом она увидела, как он убегает к бывшему водяному лабиринту. Его силуэт четко обрисовался на фоне огня, она прицелилась в него и почти выстрелила, но потом решила, что не стоит тратить пулю: слишком далеко, револьвер ближнебойный, а стрелок из нее, прямо скажем, неважный. Оставалось восемь патронов.
Вниз по заросшему высокой травой бережку, потом с изрядным грохотом перелезть через забор, перехваченный железной цепью. Прячась под холмом так, чтобы из главного дома его было не увидать, пробежать по тропинке к воротам, за которыми начинается сеть соединяющих озерца и пруды каналов. Ворота, проклятые ворота, что, если они заперты, закрыты? Он увидел что-то перед собой, там сверкало пламя, и, подбежав поближе, обнаружил уткнувшийся носом в землю флайер, одну из приусадебных малолитражек; пропахав в земле длинную борозду, маленький аэролет врезался в забор и повалил его. Теперь участок ограждения лежал на земле сразу под смятым носом суденышка.
Он забрался на короткую переднюю утку[43] корабля, перепрыгнул через разломанный нос, ударился о землю, вскочил, побежал дальше, чертыхаясь, постанывая и прихрамывая, по внутренним дорожкам лабиринта между высокими арочными башенками и каналами. Сараи для стоянки боевых кораблей стояли на другом краю лабиринта, далеко от главного особняка, почти на опушке леса. Безумие, сущее безумие; что он делает? Проклятые сараи наверняка закрыты. Но, может, и нет; там часто крутятся люди, и он запланировал очередной морской бой на ближайшие несколько дней, так что инженеры и техники, еще не зная, что поместье обречено, трудились над кораблями, не покладая рук, тестировали их, готовили к сражению. Когда началась вся эта неразбериха, было еще далеко до ночи, пусть даже сейчас вокруг черным-черно, как в полночь. Когда начался хаос, день только-только клонился к вечеру; в сараях, вокруг них, в кораблях и на палубах были люди, и разве мыслимо, чтобы в начавшейся панике оружие и вообще все, что полагалось положить под замок, спрятали в нужное место? Вряд ли.
Вот видите? Его шальное предположение оказалось оправданным. Это нюх, чуйка, инстинкт, который принес ему столько денег. Умение найти нужное место и вовремя появиться там.
Он, а не проклятая свихнувшаяся шалава, которая гонится за ним с миниатюрной копией пороховой корабельной пушки, выйдет сухим из воды.
В тридцати метрах от него стало медленно валиться высоченное горящее дерево, уже наполовину подрубленное. На глаз оно достигало высоты многоэтажного дома. Дерево раздавило забор, покорежило и скрутило летучий контрфорс и, подняв бурю искр, плюхнулось в канал. Взвилось густое облако тлеющей золы и дымного пламени. Контрфорс, казалось, некоторое время колебался, потом медленно накренился и упал на истерзанное каменное ложе, по которому еще струилась вода. По каналу покатился вал пара. Теперь дорога в этом направлении оказалась перекрыта.