Само покушение, которое, согласно российской и зарубежной историографии явилось сигналом для начала грандиозного восстания партии левых эсеров против советской власти, подробно описано во множестве литературно-исторических источников и нет большого смысла останавливаться на детальном о нем рассказе. Однако следует, вероятно, указать на основное содержание тех событий.
Итак, в середине дня 6 июля 1918 года сотрудники Всероссийской чрезвычайной комиссии Яков Блюмкин и Николай Андреев, члены партии левых эсеров, явились в германское посольство и предъявили якобы липовый мандат, подписанный Председателем ВЧК Ф. Дзержинским и его заместителем Ксенофонтовым, и содержащий просьбу встречи с послом. Предлогом для встречи явилось решение дальнейшей судьбы племянника Мирбаха, воевавшего на стороне Австрии и попавшего в русский плен. Во время состоявшихся переговоров германский посол граф Мирбах был убит. Его убийцы Блюмкин и Андреев укрылись в Боевом полку ВЧК, которым командовал Дмитрий Попов, также левый эсер. Затем, как повествуется в нашей истории, полк ВЧК восстал и вместе с ним восстала партия левых эсеров, желавшая разорвать мирные отношения с Германией и возобновить с ней войну. И только благодаря слаженным и умелым действиям чекистов и Красной гвардии, объединенных боевым руководством ленинской коммунистической партии, коварные замыслы буржуазных недобитков – левых эсеров были разоблачены и предотвращены. По-другому сказать не умею, так как совсем недавно именно так нам всем это и вдалбливалось.
Хочу выступить категорическим оппонентом такой вот точки зрения и постараюсь сделать это аргументированно.
Во всей исторической литературе говорится одно и то же: на мандате, выданном Блюмкину и Андрееву, стоит подпись Ф. Дзержинского, однако это подпись поддельная и подделал ее не кто иной, как заместитель Дзержинского В.А. Александрович (Дмитриевский), тоже левый эсер, за что он и был немедленно расстрелян.
Смею утверждать: подпись Дзержинского никто не подделывал, это реальная подпись. Я хорошо знаю эту его подпись, так как много раз видел ее на подлинных документах в Центральном и других областных архивах управлений Комитета Государственной безопасности нашей страны.
Чтобы это доказать, нужно всего лишь внимательно изучить уже опубликованные в открытых источниках документы того времени и сопоставить некоторые изложенные в них факты.
Нам известно, что в 1918–1919 годах Яков Блюмкин находился на подпольной работе на Украине. В апреле 1919 года он явился в Киевскую ВЧК и сдался советским властям. Там он дал письменные показания, касающиеся деталей убийства Мирбаха и событий 6–7 июля 1918 года в целом. Понятно, что из Киева ему было трудно согласовать с руководством ВЧК, находящемся в Москве, все детали того, что следовало указывать в своих показаниях, а что нет. Поэтому этот молодой человек (ему на тот момент было всего восемнадцать с половиной лет) письменно сообщил то, чего ему с точки зрения того же Дзержинского совсем не следовало бы указывать. Например, в показаниях от 17–19 апреля он описывает весь процесс подготовки того самого мандата, под которым злокозненный заместитель Дзержинского Александрович якобы подделал подпись своего начальника. Он пишет:
«До чего неожидан и поспешен для нас был июльский акт, говорит следующее: в ночь на 6-е мы почти не спали и приготовлялись психологически и организационно. Утром 6-го я пошел в Комиссию (в ВЧК – прим авт.); кажется, была суббота. У дежурной барышни в общей канцелярии я попросил бланк Комиссии и в канцелярии отдела контрреволюции напечатал на нем следующее: «Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией уполномачивает ее члена Якова Блюмкина и представителя революционного трибунала Николая Андреева войти непосредственно в переговоры с господином германским послом в России графом Вильгельмом Мирбахом по делу, имеющему непосредственное отношение к самому господину германскому послу.
Председатель Комиссии Ф. Дзержинский
Секретарь Ксенофонтов»
Далее Блюмкин сообщает, казалось бы, верные детали, но не зная в точности, что можно теперь говорить, а что нет, он ненароком дает показания, которые, я в этом уверен, навсегда скомпрометируют личность «рыцаря революции»:
«Подпись секретаря (т. Ксенофонтова) подделал я, подпись председателя (Дзержинского) – один из членов ЦК.
Когда пришел ничего не знавший (выделено мной –
Вот теперь разберемся, как эта информация стыкуется (или не стыкуется) с нашей общеизвестной историографией, из которой следует, что Александрович подделал подпись Дзержинского.
Никак не стыкуется.
Согласитесь: Блюмкин говорит, что подпись Дзержинского подделал некий член ЦК партии эсеров. Но ведь известно любому школьнику, член ЦК эсеровской партии В. Александрович как раз за эту подделку и был расстрелян. Значит, это преступление он и совершил. А чекист Яков Блюмкин утверждает, что В.А. Александрович ничего и не подделывал и даже ничего не подписывал. Он только «поставил на мандате печать».
И потом, это явное ощущение страшной спешки и нервозной обстановки («мы почти не спали и приготовлялись психологически»)… Разве можно в такой обстановке подделывать какие-то подписи. Да еще такие сложные, как у Дзержинского. Чтобы качественно подделать такую подпись, надо неделю тренироваться. Кроме того, как утверждает Блюмкин, Александрович был вообще не в курсе, что от имени его партии готовится политическое убийство, ведь Блюмкин только в конце их встречи сообщил, что идет убивать Мирбаха. Помните его слова: «пришел ничего не знавший Александрович». И, посудите сами, разве стал бы совершенно разумный и авторитетный человек Вячеслав Александрович, пользующийся доверием Дзержинского, хранивший в своем сейфе гербовую печать ВЧК, и абсолютно не посвященный в подготовку убийства германского посла (а это я докажу в дальнейшем своем рассказе), стал бы вдруг что-то спешно и тайно подделывать и втравливать своего шефа в международную кровавую провокацию?
Верю твердо: он бы не пошел на такую грязную акцию. Тем более, что его партия на это не уполномочивала (и это тоже мы в дальнейшем рассказе покажем), а делу своей крестьянской партии совсем еще молодой человек Александрович (ему на тот период было всего 32 года) был беззаветно предан до конца своих дней.
Теперь давайте спросим любого канцелярского работника, при каких условиях на документе ставится печать? И он Вам ответит: печать ставится только тогда, когда под текстом документа стоят подписи соответствующих ответственных работников. Не трудно теперь нам с Вами сообразить, что реальные подписи Дзержинского и Ксенофонтова под текстом мандата, представленного Блюмкиным Александровичу, уже стояли и тот смело поставил печать.
Значит, перед тем, как в страшной спешке прибежать к Александровичу (ведь уже идет 6 июля и надо было еще так много успеть), Блюмкин заходил в кабинеты Дзержинского и Ксенофонтова…