— Заряжай! — заорал я, но Казаков и сам знал, что делать. — Осколочно-фугасный!

В одном из пустых оконных проемов дома напротив выросла высокая фигура с фаустпатроном в руках, направленным в нашу сторону.

— Твою же мать! — глухо выругался я, вынуждено поворачивая башню в сторону новой угрозы.

Это было даже опаснее второго танка. Граната фаустпатрона запросто пробивала двухсотмиллиметровую броню. Попади немец в нас, и пиши пропало!

Я чувствовал, что не успеваю.

Его залитое потом лицо с выпученными глазами было перекошено от страха и ненависти. Я прекрасно видел это в перископический прицел.

Немец, наверное, долго сидел в засаде, выжидая свой единственный шанс, борясь с желание бросить все и бежать, и вот, дождался!

В этот момент голова фрица разлетелась, как арбуз — кто-то из наших снайперов увидел цель и не промахнулся, и в то же мгновение немец выстрелил.

Граната закрутилась в воздухе, оставляя за собой дымный след. На десяток метров назад полыхнула реактивная огненная струя, и комната мгновенно загорелась ярким пламенем.

Взрыв ударил прямо перед нашим танком. Все же рука стрелка дернулась и граната не попала в цель. Гравий и земля горой взлетели в воздух и накрыли нашу машину. И в эту же секунда вторая «четверка», наконец, дала о себе знать — нас тряхнуло так, что зубы стукнули друг о друга. Попадание!

Мы с Казаковым переглянулись. Цель! Впереди сидящие Корякин и Носов тоже были живы и трясли головами, стараясь вернуть слух.

Я прильнул к перископическому прицелу. Пыль медленно оседала вниз, затрудняя обзор. Но едва вновь появился просвет, я тут же выстрелил, почти не целясь. Контур «четверки» ясно проступил в ста метрах впереди.

— Попал! — радостно заорал Леха. — Ты подбил его!

Я и сам уже видел, что вторая «четверка» загорелась. Носов тут же вновь прильнул к пулемету и начал расстреливать всех, кто имел глупость высунуть голову из укрытия.

Наши бойцы, пользуясь случаем, быстро продвигались вперед, не встречая сопротивления.

— Ходу! — скомандовал я. Но танк дернуло в сторону и начало крутить вокруг оси.

— Беда, командир! Гусеница, правая! — натужно крикнул, повернувшись в водительском кресле ко мне, Корякин. Лицо его было черным от копоти, глаза бешено сверкали. — Кажись, трак сбило! Встали!

Этого еще не хватало! Дьявол! Последний выстрел «четверки» все же сумел нам навредить. Как не вовремя!

— Сдавай назад! — заорал я.

Тридцатьчетверка проползла несколько метров, уткнулась кормой в стену дома и застыла.