Коновалов был мужик опытный и тертый, еще в 17-м году служил рядовым в Русской Императорской Армии, потом начал свой путь и в Красной Армии. Июнь 1941 года встретил в должности начальника отделения боевой подготовки АБТО 13-й армии. Воевал на нескольких фронтах, участвовал в Смоленском сражении, и не так давно, лишь в мае, был назначен нашим командиром. Собственно, поэтому я довольно неплохо знал его биографию — о начальстве бойцы между собой сплетничали ничуть не меньше, чем подружки о мужчинах.
Полковник и подполковник подошли к нам и встали так, чтобы видеть все четыре шеренги. При этом оба сумрачно молчали. Неизвестный подполковник курил папиросу, Коновалов же смотрел в лица проштрафившихся, пытаясь отыскать там малейшие крохи сожаления, но не находил.
— Значит так, товарищи бойцы, — наконец, заговорил Василий Иванович. Голос у него был низким, говорил он тихо, поэтому приходилось прислушиваться к каждому слову. — Поздравляю вас с успешным завершением плановых боксерских поединков в рамках армейской спартакиады. Судейская коллегия в моем лице, и в лице товарища подполковника Симонова единогласно решила, что спортивная подготовка личного состава оставляет желать лучшего. Поэтому с завтрашнего дня все участники, помимо своих обычных задач, будут повышать личные нормативы. Это значит по два часа дополнительного обслуживания техники. Запомните, танки и самолеты у вас должны блестеть, как у кота яйца! Приказ понятен?
— Так точно, товарищ полковник! — громыхнуло дружное из всех четырех шеренг. На многих лицах читалось явственное облегчение.
Бритый капитан, в котором я чутьем опознал местного особиста, лишь покачал головой, но протестовать не стал. Видно, с ним этот вопрос утрясли заранее. Интересно знать, каким образом?
Кажется, нам повезло. Несмотря на бредовость и абсурд вымышленной «спартакиады», эта версия теперь стала официальной. Коновалов вовремя успел прибыть на место. Дело еще не завели, и командиры сумели договориться между собой, обставив все нужным образом.
Они ведь прикрывали не только нас, но и себя. С обычных бойцов взятки гладки. Худшее, что могло приключиться — штрафбат или показательный расстрел. Ну а дальше по цепочке — комроты лишится звания и пойдет служить рядовым красноармейцем, комбат потеряет погоны, как и комбат, а уж про политработников, особистов, комсомольских и партийных вожаков и говорить нечего — полный провал в политработе. Причем и у нас, и у летчиков. Времена сложные, решения быстрые и жесткие.
— Претензии у сторон друг к другу еще имеются? — а вот у подполковника голос был громкий, командирский. — Может кто-то желает провести матч-реванш?
— Никак нет! — ответ был единогласным, и даже Арчуадзе и Осипов дружно закивали головами.
— Вот и славно, разойтись!
Мы быстро погрузились обратно в кузов полуторки и двинули назад. Коновалов с шофером ехал впереди на «Виллисе».
— Ох, и будет сейчас нам! — выдохнул незнакомый мне боец. — Лучше бы там пулю в лоб пустили…
— Не каркай, дурэнь! — Арчуадзе слегка подрастерял свою бесшабашность. О крутом нраве полковника знал каждый, и все мы понимали, что эта история для нас еще не закончена.
Когда мы вернулись в расположение и высадились из грузовика, то в полной мере ощутили на себе, что значит сила русского слова.
— Построились! — мрачно сказал комбриг. И началось.
Коновалов материл нас изысканно и разнообразно, ни разу не повторившись за все время, легко апеллируя к примерам из классической литературы, щедрой горстью рассыпая сочные эпитеты, но и не брезгуя простонародным жаргоном. Я заслушался, получая искреннее наслаждение от богатства и многообразия родного языка. Впрочем, полковник не ограничивался исключительно русским. Например, обращаясь к Арчуадзе, он выдал длинную фразу на грузинском, после которой наш бравый вояка густо покраснел.
Окончил свою речь Коновалов просто:
— Это был реальный залет, бойцы! Но вам сегодня крупно повезло. Второй раз подобное везение не повторится. Однако не думайте, что вы прощены и все забыто. Ваши командиры теперь будут иметь вас по двадцать четыре часа в сутки, не вынимая. А их по вашей вине буду иметь уже я. Разойтись!
— Чэловэчищэ! — восторженно прошептал Арчуадзе, целиком и полностью проникшийся величием полковника, глядя ему вслед глазами юной влюбленной девицы.
Я опасался, что сейчас в дело вступит уже наш батальонный особист, и тут-то мы узнаем, почем фунт лиха, но никто из особого отдела, даже не появился. Видно и тут полковник сказал свое веское слово. Далеко не каждый проступок заслуживает самого сурового наказания. Люди нужны здесь, на передовой. И только в либеральных россказнях будущего каждый смершевец обязательно оказывается мразью, только и думающей, как испортить жизнь хорошему человеку. В реальности же все обстояло несколько иначе. Все люди, всем жить.