Олег пожал плечами.
— Спроси чего полегче. Может быть, и нет — какая-то неведомая нам извращенная эволюция. А может быть… ты же тоже слышал этот зов? Кто знает — может, их создал тот, кто его издает. Знать бы еще, кто это.
На минуту мы замолчали. Воспоминание о ритмично щелкающей в голове мелодии вызвало холодные мурашки у меня на спине.
— Ладно, — сказал Олег. — Пойдем дальше. До жилья уже совсем недалеко.
Через пару часов, когда солнце уже высоко поднялось над верхушками леса, на пригорке впереди, в самом деле, показалась деревушка, окруженная частоколом, местами сильно покосившимся. Из-за частокола выглядывали крытые грязной соломой крыши, над одной поднималась струйка черного дыма.
У самого частокола двое боязливо оглядывавшихся по сторонам мальчишек лет десяти в замызганных грубых рубашках и с хворостинами в руках пасли десяток чахлых овец. Наше появление из леса не прошло незамеченным: едва они завидели нас, как сперва таращипись полминуты, а затем перебросились парой слов, и один рванул со всех ног через ворота.
— Сейчас начнется, — вздохнул Олег. — Надо бы побыстрее через деревню пройти.
— Что начнется? — спросил я, разглядывая деревушку. Несколько приземистых строений с узенькими окошками, явно не поместившихся внутри ограды, были поставлены от нее чуть поодаль, похоже, чтобы с их крыш нельзя было залезть внутрь.
— Приставать начнут, — пояснил Олег, пожевывая сорванную травинку. — Помоги да помоги им. То горгульи овец режут, то мертвожорки к колодцу подойти не дают.
— А почему не помочь? — спросил я.
— Да взять с них нечего, — Олег остановился, размяв плечо, натертое ремнем аркебузы. — А за так головой в пекло лезть — охоты мало. И потом, если всем бесплатно помогать, то тогда ведь никто платить и не будет: ищи дураков.
— А экспа?
— Ну, что там той экспы… — махнул рукой Олег и равнодушно зевнул. — Смех один. За пару-то мертвожорок, которые их беспокоят. А вот откусит одна из них тебе ногу, и что ты без ноги станешь делать? Пенсию по инвалидности здесь не платят.
Тем временем из ворот частокола появился низенький толстый бородатый мужик пятидесяти в алой мятой рубахе как будто только что извлеченной из сундука и темной жилетке с грязными пятнами. На ногах у него были видавшие виды опорки, и он то и дело скользил на влажной траве, пару раз едва не шлепнувшись. Я невольно улыбнулся, глядя на него. За его спиной к столбам ворот жались несколько женщин и давешний мальчишка, с любопытством разглядывая нас.
— Староста, поди, местный, — пояснил Олег. — Пацанам приказал послать за ним, если меченые появятся.
— Ваши инородия! А ваши инородия! — заорал мужчина еще издалека. — Пожалуйте к нам! Откушайте, чем Мученики благословили, ить, значить! Не откажите!
Язык, на котором он кричал, вовсе не был русским. Это была какая-то изобилующая шипящими мешанина из коротких отрывистых слов, чем-то отдаленно напоминающая немецкий, но только по звучанию. И в то же время, я отчетливо понимал, что он говорит.
В ответ на предложение откушать мой желудок предательски заурчал. Мысль об этом показалась мне весьма заманчивой. Олег же снова скривился.
— Спасибо, добрый человек! — неохотно ответил он на том же лающем наречии. — Но нам недосуг. Хотим поспеть в Брукмер к ярмарке.
— Да Мученики с вами, ваши сиятельства! До ярмарки-то, гляди, две недели! Уж как не поспеть! Помилосердствуйте! Я уж и куру заколоть велел не откажите! Пропадет ведь кура!