Рассвет был серым и промозглым. Когда Олег толкнул меня в бок, приподнял голову с сумки и с трудом разлепил глаза, чувствуя тягучую противную ненависть к нему.
В животе урчало. На ночь я съел лишь небольшой кусок вяленого мяса, и это была вся моя еда после завтрака, который был ужасно давно, в совсем другой жизни.
Подняться с холодной земли стоило больших усилий, но я себя, все-таки, заставил. Олег уже облачился в плащ и стоял с ружьем на плече в ожидании.
— Вставай, нам еще целый день топать, если хотим к завтрему добраться до жилья, — обрадовал он меня открывающимися перспективами, поднимая с земли тугую сумку.
И мы потопали.
Олег шел быстро: он явно был рад, что ему представилась возможность навесить половину скарба на меня. Я тащил одну из двух его аркебуз, сумку, топор на поясе и еще связку каких-то малоаппетитно выглядящих крупных грибов с изогнутыми ножками и фиолетовыми пятнами на шляпках.
— Слушай, а что это за лес вообще? — спросил я Олега, когда мы с ним вместе взбирались на склон поросшего колючим кустарником холма.
— Местные называют Чернолесьем, — ответил он, посасывая палец, из которого минуту назад выдернул, громко выругавшись‚ колючку размером со швейную иглу. — Говорят, раньше его не было. Появилось оно лет семьдесят назад — точно никто уж не помнит. Обычные звери и птицы здесь не живут — только по опушкам если. А живет здесь нежить. Ну, если можно про нее сказать «живет». Обитает. Мертвяки‚ сколопендры, пауки размером с лошадь, горгульи летучие и горгульи ползучие… куча всякой мерзости, в общем.
Появилось оно, говорят, чуть ли не в одну ночь. Полоска леса через весь континент. И с каждым годом все шире и шире становилась. Здесь в глубине есть несколько городов и крепостей, заброшенных, когда все это началось. Уже почти лесом заросли.
Местные пытались что-то делать: рубили лес, жгли, ходили целыми армиями на нежить. Без толку. Ничего не помогало.
Сначала собрали по окрестным деревням ополчение с дрекольем — половина разбежалась еще не успев до леса дойти. Остальные частью сгинули, частью сбежали уже оттуда. Потом собрали уже солидную армию из латников и мушкетеров — те выбили мелкую нежить, попытались сунуться вглубь, начали нести потери, отступили и сидели по гарнизонам до тех пор, пока у лордов были деньги на то, чтоб содержать всю эту ораву вдали от городов. А деньги кончились быстро. Пришлось выводить их из леса, и нежить вскоре поперла снова.
Тогда лорды скинулись и пригласили большой отряд палатинских наемников из-за моря. Те, не будь дураки, тут же захватили крупный город Брукмер, убили местного графа со всей семьей, объявили себя рыцарским орденом и обложили податями окрестные деревни. Тут про нежить вообще все забыли, и следующие лет пять воевали уже с этим орденом. Когда я тут появился, карнарский король его только-только, с большими потерями выбил из города, после чего объявил эти земли приграничной маркой, а командира взявшей Брукмер армии назначил маркграфом.
Вот только нежити от всего этого, как ты понимаешь, меньше не стало. Наоборот, на войне ей раздолье.
— И что же дальше? — спросил я. Мне было интересно послушать про новый мир, но еще интереснее было понять, кто же передо мной: живой человек, мой товарищ по несчастью, или NPC, топорно вводящий меня в курс дела. Пока все сильно смахивало на второй вариант.
— А дальше, ответил Олег, — здесь начали появляться мы. Какие-то странные ребята черт знает откуда, невероятно быстро учащиеся всему и уничтожающие нежить. Местная знать поначалу особенного внимания не обращала: подумаешь, какой-то там псих с топором в одиночку косит нежить, бог ему в помощь. Других проблем полно. Потом, как нас стало больше, они забеспокоились: кто такие? Откуда? Чего хотят?
Сейчас они к нам относятся очень настороженно. Есть королевский указ: дальше тридцати миль от Чернолесья меченых не пускать. Кого поймают — берут штраф и водворяют обратно в приграничную полосу. А за повторное нарушение — виселица. Зато от податей избавили, и то хлеб. И титул почетный прописали: все, кроме дворян, обязаны к нам обращаться «Ваше инородие». По мне, это издевка просто, ну да уж тут ничего не поделаешь.
— Меченых? — переспросил я.
— Ну, да, — ответил он, и указал на свой лоб, где на фоне кожи проступал темный древовидный узор.
— А откуда это у тебя? — спросил я.
— Оттуда же, откуда и у тебя, — пояснил он. — Возникла сразу же, как только я тут оказался.