— Нет, — Олег покачал головой. — Я справлюсь… Да, к кому у вас можно обратиться…

Выслушав просьбу, Джигалдиев обещал узнать насчет транспорта в Россию и вечером заехать в гостиницу.

— Так что все же случилось, друг? Эээ? — спросил Энвер, когда корнет вышел из ресторана. — Можно спрашивать?

— Мой сын мертв, — произнести это оказалось куда легче, чем думал Олег.

Лицо переводчика сморщилось, он покачал головой:

— Э, пусть Аллах или ваш Бог примет его с честью там, на небесах. Это очень больно. Никому, даже злейшему врагу не пожелаю потерять свою кровь.

— Наверное, да… — Олег попытался улыбнуться, но губы его не послушались, словно он внезапно забыл, как улыбаться. — Но он погиб как офицер… за свою страну, за нашу родину… Каждый из нас должен быть готов пожертвовать всем… собой, даже сыном…

Фразы выходили короткие, бессвязные, и он понимал, что убеждает в первую очередь себя, что пытается найти в смерти Кирилла какой-то смысл, какое-то оправдание, а не только горе и боль…

Как будто может быть смысл в такой ситуации.

— Ты плачь, не стесняйся, друг, — Энвер ободряюще похлопал Олега по плечу, и рявкнул что-то по-турецки.

Рядом тут же материализовался Абдуллах-эфенди с встревоженным выражением на лице. Всплеснул руками, исчез, как джинн из восточной сказки, а вернулся уже с графинчиком «львиного молока».

Плакать Олег не хотел, он вообще ничего не хотел, ни есть, ни пить.

Когда Энвер практически всунул в руку стакан ракы, пришлось отхлебнуть, но вкуса не почувствовал.

— Нет, спасибо, не надо… — он отставил посудину, и увидел на лице переводчика настоящую тревогу.

— Все отменяем сегодня? Второй части лекции не будет? — спросил Энвер.

— Почему? Нет… — Олег сосредоточился: что бы ни происходило, у него и в самом деле есть долг перед министерством, страной и народом. — Я могу улететь уже ночью, но пока я тут… Нужно научить их как можно большему, а потом Штилер пришлет замену… кто-то другой… Сейчас я хочу пройтись…

Что ему и в самом деле нужно — это свежего воздуха, лишенного чесночной и уксусной вони, густого запаха жареного мяса и пряностей.

— Э, конечно, конечно, — переводчик замахал руками, подзывая хозяина.

На улице стоял жаркий, солнечный день, но Олегу показалось, что проспект Диван Йолу погружен в сумрак. Ноги сами понесли его в сторону Айя-Софии, мимо кофеен и магазинчиков, ресторанчиков и наргиле.

Энвер топал сзади, но под руку не совался, с утешениями не лез.