Куда он идет, Олег сам не знал — сначала свернул в сторону мечети Султанахмед, чья серая туша тянулась к небу многочисленными лапами минаретов, потом она вроде исчезла из виду. Внутри царила мертвая ледяная темнота, и в ней зарницами вспыхивали отдельные мысли… почему, отчего так случилось, разве не мог сын выбрать другую карьеру, не такую опасную?

Ох, как бы дорого он заплатил за то, чтобы самому умереть, а Кирилл остался жив!..

Кому только можно отдать за это деньги, есть ли вообще сила, стоящая над людскими судьбами?..

И где она находится, как до нее достучаться?..

В этот самый момент Олег споткнулся, и обнаружил перед собой один из мощных контрфорсов, что поддерживают стены Айя-Софии, а дальше — неказистое на первый взгляд, обшарпанное строение из красного кирпича, с крестом на куполе.

Святая Ирина, церковь, стоявшая тут еще до того, как император Юстиниан начал строить величайшее святилище мира. И вот ее-то у турок реквизировали, превратили в действующую церковь, даже вроде бы собрали древние православные иконы из разных мест, из России что-то привезли, с греческого Афона…

Олег, естественно был крещен, как и положено, и нательный крест носил… но это все.

Желания молиться он не ощущал очень много лет, а последний раз заходил в храм, когда они жили еще в Москве, и Анна решила посетить всенощную на Рождество… это было в тридцать первом году, и он тогда чувствовал себя дурак дураком, стоя между истово крестившихся старушек в платках и глядя, как разряженный батюшка бормочет что-то невнятное.

Но сейчас его отчего-то потянуло к распахнутым дверям Святой Ирины.

Может быть, там удастся найти облегчение, сбросить груз, что тяжелым могильным камнем лег на душу? Или хотя бы понять, получить ответ, почему все так глупо случилось, отчего Кирилл погиб, и не героем, в бою, жертвуя собой ради товарищей, народа и родины, а при несчастном случае… не успев даже встретиться с врагом, показать себя, не успев жениться, не успев вообще ничего!

Ему же было всего двадцать два!

Внутри оказалось пусто и сумрачно, теплились зажженные непонятно кем свечки, сладкий запах ладана щекотал ноздри, и зверски хотелось чихать. Святые с прячущихся в сумраке икон взирали сурово и строго, лики их были мрачны, а вот сам Иисус, распятый на кресте, смотрел в сторону, будто не замечая Олега.

Накатил страх, смешанный с тревогой, и он оглянулся.

Энвер остался на улице, правоверному нечего делать здесь, древний храм пуст, как скорлупа от съеденного яйца, и столь же бесполезен… что он ожидал здесь найти, на что надеялся, на то, что бесплотный голос зашепчет ему в уши, или что голубь Святого Духа закружит на головой, распространяя сияние благодати?

Раздался шорох, до того неожиданный, что Олег вздрогнул.

Выбравшаяся откуда-то из теней старушка глянула на него неодобрительно, пожевала беззубым ртом, и пошла вдоль стены, убирая от икон огарки, ставя в гнезда новые свечи, бледно-желтые, точно вылепленные из меда.

Иконы, иконы, иконы, лица святых…

Одного замучили язычники, другой тридцать лет просидел на каменном столпе посреди пустыни, третий замуровал себя в пещере, оставив только узкое окошечко, и питался исключительно просвирами… что они могут знать о чувствах отца, потерявшего сына, что вообще могут знать о жизни те, кто от нее отрекся?

Отчаяние душило его, черными клубами поднималось изнутри.

Хотелось уйти, сбежать, но в то же время ему некуда было идти теперь и незачем…