— В обоз! Помощником кашевара! — распоряжение полкового начальника прозвучало приговором.

Так Юрась Канецкий начал службу в меновитом Двадцать третьем полку Гродненских улан в Поставах.

Легким ветерком принесло запах, скорее даже намек на табачный дым.

Юрась подобрался, прильнул к ложу винтовки, высматривая источник запаха. В сереющих сумерках начинающегося рассвета из-за угла небрежной походкой выбрел напарник, по-солдатски зажав папиросу внутрь ладони.

«Каб ты сдох от тахго дыма! Паскуда! Каб на табэ згуба прыйшла! Ашметка уголовная! Кольки разов камандзир казав нельга палиць на заданни! Тытунёвы пах выдае здалёку! Выблядак!»[67]

Они встали у угла дома.

— Ну чего время тянуть? Давай уже! Тишина. Все по норам. Нам ещё до «хавиры» топать через полгорода.

Жарким шёпотом настаивал Злобыч. Его снедало нетерпение добраться до женского тела.

— Чего ты бздишь, если кто из соседей тебя и увидит, то уже поздно: баба твоя в пути, ищи-свищи её!

Стрелять не будем, всё сделаем ножичком, по-тихому.

Могутный стоял в нерешительности. Несмотря на немалый боевой опыт участвовать в «таких» акциях ему ещё не приходилось. Пелена обиды, вчера с головой накрывшая Юрася, сегодня стала совсем тонкой. Сквозь кисею оставшегося виделась и собственная неправота: по сути, захват чужого дома и маёмасци.[68]

«Война всё спишет» — говорили ему. «Война всё спишет» — не раз повторял он сам в разных ситуациях.

И что списала война? Его и его семью? Надежды на счастье, если не своё, то хотя бы для детей? Что теперь делать семье? Кто их приютит? На что и как они будут жить?

Сегодня его больше мучили эти житейские вопросы. Вчера горячившая голову «месть» ушла в маленький далекий уголок памяти, как нечто обязательное для исполнения, но далеко не главное.

Но это «не главное» как-то вышло на первый план.

Задание у них было простое: месть. Убить еврейку, выгнавшую семью Юрася из дома. Чужого дома ставшего своим.

Тогда в сорок первом, ему удалось устроиться поваром в столовую облисполкома. Родня из вёски поставляла продукты. Начальники и их жены приобретали съестное ниже рыночных цен. И Конецкий стал известной личностью в маленьком кругу управленцев среднего звена.

Вопрос с жильём решился не сразу. Помогли «вечно голодные» чинуши. Ему предложили занять домик какого-то чересчурумного жида, арестованного НКВД. А вот документы Юрась смог выправить только при немцах. «Исполком» сменил вывеску на «Гебитскомиссариат». Появились новые люди, говорящие на другом языке, но также любящие картошку и сало, сметану и масло.

Вначале, казалось, немецкая власть пришла навсегда. Германцы в считанные недели уничтожили Польшу. Загнали русских и их Красную Армию почти до Москвы. Но шли недели, месяцы, годы, а конца войне не было. Потом немцы стали отступать и снова пришли русские.

Вернулась и хозяйка дома. Вначале Надзейка игнорировала требования выселиться, но вчера жыдовка пришла с милиционером. Бешеные глаза, выстрелы… Жена Юрася, прихватив самое необходимое убежала к родне за двадцать километров. О случившемся известили «лесовиков», где находился и сам Могутный. Командир отдал приказ: уничтожить «захватчиков»…