Ojcze nasz, ktorys jest w Niebie, swiec sie imie Twoje, przyjdz KrolestwoTwoje, badz wola Twoja, jako w…

Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое…

Остановившаяся лошадь, продолжала флегматично хлестать себя хвостом. А телегу окружили лесовики.

«Председателя», теперь уже «бывшего председателя сельского совета», ткнули под ребра стволом и оберегая чуткую тишину соснового бора не повышая голоса спросили:

— Бумаги. Печать.

Потом был хлесткий, до разбитых в кровь шепчущих молитву губ удар. И полный ненависти второй тихий голос:

— Чё молчишь, падаль. Пан лейтенант ждать не любит.

Не стыдясь мокрых глаз, Климек присел. Порывшись, достал из под сена потертый старый портфель.

Командир лесовиков смотрел на испуганного забитого крестьянина без жалости и ненависти. Таких он видел не раз. В немецком лагере для военнопленных. В антипартизанском эскадроне под Гродно. В отрядах «Черной кошки». Это были «холопы». Существа всю жизнь подневольные, всю жизнь живущие чьей-то, но не своей волей и мыслью.

Смотрел и думал:

«Убить? Ну как же это не ко времени! Осень. Уже очень скоро начнутся утренние заморозки, выбеливающие землю. Следы. Их уже никак не скроешь. Нужно уходить на зимовку, а тут будет куча военных и полицейских, роющих носом землю в наших поисках… Не вовремя, как же это не вовремя».

Идея пришла внезапно. Обсудили её с Вилли. Тот выслушал, подумал. Буркнул:

— Зер гут.

И ушёл готовить маленький костерок для еды. Он никогда не отличался разговорчивостью — этот настоящий немецкий камерад. Обер-ефрейтор, прошедший все фронты, но застрявший здесь — в армии «Черной кошки». У него не было иного выбора. Так получилось, что последней воинской специальностью Штойера были огнеметы. «Факельщики» жгли всё и всех. В Советской Армии действовало негласное правило: «таких» в плен не брать. Больше огнеметчиков, ненавидели только «власовцев». Обычный парень. Дисциплинированный умелый солдат. Для него главное в службе: «бефель ист бефель» — «приказ есть приказ». Добросовестному солдату жгущему людей, дома, танки, даже в голову не приходила мысль о преступности этих действий. Кто же знал, что его так подставят — эти козлы-начальники. М-да.

«Хватит? Не сдохнет эта сволочь? Да вроде физически крепкий, на голодающего не похож. А все равно! Других вариантов нет».

Когда Климек понял, что от него хотят, принялся с отчаянием обреченного отбиваться. Этим очень насмешил Валовича.

Противиться Барскому, бывшему бойцу Красной Армии, потом солдату «Краевой самообороны» сходившемуся не раз в рукопашной с партизанами?

Отпихиваться от Злобыча бывшего уголовника, а затем надзирателя Минской уголовной тюрьмы?

Скрутили, морщась от вони, разжали зубы и влили в рот…

Большущая бутыль самогона. Прозрачного и вонючего. Фляжка спирта. Хорошего, из немецких запасов.