Из маленького симпатичного обывателя лезет нечто, связанное с потерей им прежде очевидной самодостаточности. Герои классического Гайдая 1960‐х бесконечно обаятельны, сочувствуем мы им или, наоборот, сознаем их негативную функцию в сюжете. Типа товарища Саахова, который стал главной ролью для Этуша. Или Бунша, который замечательно оттеняет домушника Куравлева, даром что мирный и ужасно положительный, хоть и зловещий управдом. Вероятно, потому что Гайдай сам начинает сомневаться в своих героях и заставляет их на что-то притязать…
Мне кажется, что как раз в «Дерибасовской» есть прирост. Она тяжеловесна, но Гайдаю на ней сильно за 60, а для эксцентрика это серьезный вызов, его подводит элементарная физиология. И там есть одна смешная трогательная болезнь, которую я видел еще в нескольких картинах того периода, в частности в «Ширли-мырли» и «Возвращении броненосца», когда эксцентричные авторы, получившие возможность работать без оглядки на редактора, пихают в картину все, что придумали. Потому что – ой, ведь я это придумал и не могу это не вставить! Грех простительный – люди очень засиделись под спудом. Но перегрузка трюками зрителю дается нелегко.
Рязанов, в отличие от Гайдая, даже не пытался что-то новое сказать, нащупать – его зритель умер или переродился. А у Гайдая зритель не такой нишевый, поэтому постановщик такого уровня может следовать за его метаморфозами. Если силы есть. Кстати, какую картину Рязанова, кроме «Иронии судьбы», смотрят сейчас с наибольшим расположением? Правильно – самую гайдаевскую, «Итальянцев в России»! Гайдаевская аудитория не собиралась умирать. И я это лично наблюдал, участвовал даже в управлении этим ренессансом (
В начале 1990‐х по телевидению показывали только авторское кино и всякую запрещенку. Я пришел зарабатывать на ТВ6, когда начался развод с Тедом Тернером, то есть в 1994 году. А у них была такая сетка, что поздно вечером шел какой-нибудь классический голливудский фильм из коллекции Теда Тернера, а в семь вечера – что-то советское. И поскольку это не каждый день, то уже не только авторское, а и что-то классическое и вполне народное. И я вижу, что его смотрят с большим энтузиазмом, чем американскую классику. А тут Тернер уходит, и надо что-то показывать, и тут я говорю: «Давайте сделаем рубрику „Парад чемпионов“ и будем в ней показывать все самое-самое из советского».
И вот году в 1995 иду я возле станции «Тимирязевская» по улице Милашенкова вдоль длинного многоквартирного дома. Это июнь-июль, жара, все окна настежь, и буквально из каждого несется это пьяное «Ля-ля-ля», которым Трус Вицина подпевает «Ведмедям» Натальи Варлей. Вся Москва прилипла к телевизорам. Рейтинги перекрывали НТВ, которое тогда консультировал Сережа Кудрявцев, почему они и показывали все, что вы хотели знать, но стеснялись спросить и не могли посмотреть, типа «Челюстей» и «Иисус Христос – суперзвезда». Все у них было неимоверно круто, неимоверно. Но они все равно не могли перекрыть рейтинги ТВ6, потому что народ дорвался до Гайдая!
Другой вопрос, кем сегодня обернулся этот массовый зритель, который «да отстаньте от меня» и «да пошли вы на…». Может, Гайдай о чем-то и догадывался, когда создавал своего дядю Мишу, который стал главарем мафии, потому что был актером-неудачником. Тут у меня ассоциация с чаплинским раздвоением в «Диктаторе», как ни странно…
Получается, конечно. И Гайдай в этой ностальгии по советскому лишается того, что раздражало в нем советское начальство. Он начинает с ним отождествляться. Но это в сравнении с прочим, что сейчас происходит, не самая большая неприятность.
Приложение
Леонид Гайдай: от смешного до великого
Основой данной статьи послужил 4-серийный фильм с одноименным названием, снятый мной в 1999 году. Его заказчик, телеканал «Россия», трижды требовал переделки фильма, а когда это произошло в четвертый раз, я отказался от сотрудничества с телеканалом, благо, финансировала фильм частная компания «Фактор ЛТД», поддержавшая меня. Он был приобретен новым тогда телеканалом «Звезда» и демонстрировался несколько лет подряд в утренние часы, в дни новогодних школьных каникул. В силу этого его видели совсем немногие зрители. С тех пор прошло более двадцати лет. В 2003 году по предложению Даниила Дондурея я опубликовал в журнале «Искусство кино» некоторые интервью из этого фильма. Сейчас я представляю на суд читателей статью с цитатами из интервью, не вошедшими в ту публикацию. С одним исключением: интервью с Вячеславом Невинным здесь повторяется. Это продиктовано уникальностью информации, содержащейся в нем.
К сожалению, большинства авторов этих интервью уже нет с нами.
Сейчас часто задают вопрос: каким был в жизни замечательный комедиограф Леонид Гайдай? Внешне он казался печальным, даже мрачным. Сосредоточенным. Замкнутым. На самом же деле он был – разным. Человеком беспредельной энергии, уникального юмора и таланта. Об этом я и попробую рассказать.
Отец комедиографа, Иов Исидорович Гайдай, был уроженцем Полтавщины. Самых, что ни на есть, гоголевских краев. Но судьба, вопреки его воле, забросила Иова за семь тысяч верст на другой конец Российской империи. Он был любителем чтения и как-то раз прочитал крестьянам эсеровскую прокламацию, которая, согласно семейной легенде, попала в его руки совершенно случайно. Но время, как любят говорить у нас, было «трудное», на излете первой русской революции, и крестьяне, вдохновившись прочитанным, разграбили и сожгли дом богатого сахарозаводчика. По закону о военно-полевых судах, принятому министром внутренних дел Столыпиным, подобные дела рассматривались без адвокатов в ускоренном порядке. Иова Исидоровича отправили на шесть лет и восемь месяцев на каторгу, на строительство Амурской железной дороги. После отбытия срока он остался в маленьком городке Алексеевске, где жили расконвоированные каторжники. Здесь он приобрел интеллигентную профессию счетовода. Здесь и женился на племяннице своего приятеля, специально приехавшей для замужества из села Старая Рязань на Оке. В 1917 году случилась революция, и городок каторжников переименовали в Свободный. Так что Муза юмора – по крайней мере, иронии – осенила Леонида Гайдая с самого рождения. Он родился 30 января 1923 года. Тогда все думали, что тюрьмы больше не пригодятся, и сокрушали их с большим энтузиазмом. Леонид был младшим в семье, старшими были брат Александр и дочь Августа. Иов Исидорович и его жена Мария Ивановна были люди своеобразные – судя не только по биографии, но и по тому, какие имена дали они своим детям.
В том же году отца перевели в Читу, где юный Леня прожил до десятилетнего возраста. Отец его отличался скрупулезной точностью и аккуратностью. Эти качества оценили по заслугам, и он был назначен начальником Иркутского дорожного филиала Читинской фабрики механизированного учета.
Они поселились под Иркутском, в поселке Глазково, на высоком берегу Ангары. Именно это место считал своей родиной Леонид Гайдай. Глазково было почти деревней с тихой и спокойной жизнью, с кошками и собаками в каждом дворе. Любовь к этим животным сохранилась у Леонида Гайдая на всю жизнь. Особенно к кошкам. Семья Гайдаев построила себе дом с высокими окнами и светлыми комнатами, не похожий на сибирские дома.
Иркутск был крупным городом и культурным центром. Здесь можно было покупать книги, и Иов Исидорович регулярно пополнял домашнюю библиотеку собраниями сочинений классиков. Он также выписывал юмористические журналы – «Крокодил», «Смехач», «Еж», «Бегемот». Прочитанные журналы не выбрасывались, а отправлялись на чердак.
Леня дома не засиживался: улица, река, рынок – везде столько интересного… Но беззаботное детство сменилось школьным распорядком. Леонид учился в иркутской школе № 42, открытой в 1906 году для детей железнодорожных служащих. Учился неплохо, хотя особой усидчивостью не отличался. Зимой на одном случайно найденном коньке он доезжал до школы, прятал конек в сугроб, а потом таким же образом возвращался домой. Со второго класса Леня начал заниматься в детском оркестре. Он попросил купить ему скрипку. Мама скрипки не нашла и купила балалайку. Леня быстро научился на ней играть. Он также освоил домру, мандолину, гитару и даже трубу. Ему был интересен и театр. В школьном драмкружке он участвовал в постановке различных спектаклей, в том числе комедий.