— Потому что… — Я не знал, как объяснить. Все казалось очевидным. Она видела опытный образец.
— Ты хочешь умереть?
— Да нет же!
— Ты ненавидишь себя?
— Нет. Хотя… — Я задумался. О некоторых своих составляющих я был невысокого мнения. Но я не испытывал к ним ненависти. Я просто считал, что они могут быть лучше. — Нет.
— Тебе нравится боль?
— Что? Конечно нет.
— Тогда я не понимаю.
— Когда люди соглашаются на лазерную коррекцию зрения, никто не думает, что они пытаются себе навредить. Они лишь терпят недолгую боль ради усовершенствования тела. Ты занимаешься лечебной физкультурой. Ты заставляешь людей потеть, напрягаться и выполнять болезненные упражнения. У тебя самой… уши проколоты! Ты проколола мочки потому, что ненавидишь себя? Ты катишься к суициду? — Лола втянула в себя воздух, но я нашел правильные слова и хотел их высказать. — Боль не является моей целью. Моя боль — побочный эффект, так как человеческое тело настолько несовершенно, что радикально улучшить его можно, лишь выбросив все, что есть, и отстроив заново. Я только хотел апгрейда. В этом нет ничего странного. Люди ходят для этого в спортзал. Разница лишь в том, что у меня есть доступ к передовой технологии.
Тут я понял, что зашел слишком далеко. Лола пришла в движение.
— Подожди, — сказал я. — Давай я сформулирую иначе.
Но она склонялась все ближе. Не успел я понять, что происходит, она уже поцеловала меня.
Однажды на студенческой вечеринке мы с некой девушкой сидели на драном кожаном диване и я рассказывал об альтернативных вселенных. Она подалась вперед, словно желая что-то сказать, приоткрыла рот и повалилась на меня. Не знаю, как это вышло. Зрачки у нее были расширены. Наверное, в том и была причина. Я был потрясен и не знал, что делать. Все время, пока мы целовались, я боялся, что сделаю что-то не так и она перестанет. Голова у нее отяжелела, поцелуи становились все менее пылкими, и в итоге она заснула. Я понял это не сразу. Мне следовало сообразить. Я обнял ее, лег рядом, и это было по-настоящему здорово.
Я говорю об этом потому, что до поцелуя Лолы Шенкс тот случай оставался самым страстным переживанием в моей жизни, а произошло это двенадцать лет назад, то есть весьма и весьма давно.
— Лола, — произнес кто-то в дверях.
Губы Лолы оторвались от моих. Потеря была ужасна. Я увидел моего хирурга, доктора Анжелику Остин, источавшую ярость.
— Я только… — Плечи Лолы поникли.
Анжелика Остин поманила ее пальцем. Лола бросила на меня взор, исполненный вины и обещания. Она отвернулась. Рука ее соскользнула с моего плеча. Доктор Анжелика стояла поодаль, и Лола тяжело прошла мимо. Мне хотелось сказать «подожди», или «вернись», или даже «спасибо», но взгляд доктора Анжелики меня остановил.
Лола не вернулась. Когда Кейти принесла мне обед, я спросил, нельзя ли увидеть Лолу, и Кейти пообещала выяснить, но тон ее выдал: она уже знала, и ответ — отрицательный. Позвонить я не мог: у меня не было телефона. Выбраться из кровати я тоже не мог: у меня не было ног. Даже если бы я дотянулся до кресла-каталки, мне помешала бы сеть трубок и пакетов. Я оказался в ловушке.
Утром меня навестила Кассандра Котри, кризис-менеджер из «Лучшего будущего». Поверх полосатой блузки с широким воротником и короткой юбки она надела приталенный серый пиджак. Все вместе, вероятно, называлось: «школьница с Уолл-стрит». Ее желваки гуляли от сострадания.