… Сергей Ковалев придал власти благопристойный вид. Его разоблачения бесправия в тюрьмах и армии, да и и дудаевской Чечне побуждали думать, что назначившие его уполномоченным по правам человека обеспокоены бесправием. Правда, Ковалев, едва обнаружив, что это не так, что в Чечне началась бойня, как честный человек, рискуя собственной жизнью, заговорил о бесправии, чинимом властью, его назначившей. Но много ли честных людей, готовых рисковать жизнью, чтобы не потерять доброе имя?

… Москва глуха к покоренным царской и советской властями народам, нередко, как чеченский, подвергнутым даже геноциду.

… И нужна ли таковая демократия? Или просто не хочется признать, что от империи России надо отказаться не только ради покоренных некогда народов, но прежде всего ради русского, на котором империя повисла бременем, несовместимым с демократией?

… Сергей Шахрай почти одновременно с Жириновским отказал народам России в праве на самоопределение, предложив делить Россию на губернии, упраздняя национальные республики. Карьера Шахрая не зря началась с той же должности, с какой началась карьера Сталина, с должности наркома, то бишь теперь министра по делам национальностей. Сталин тоже не давал излишней воли национальностям и не случайно противопоставил ленинскому проекту Советского Союза свой проект «автономизации», то есть превращения даже и «союзных» республик в чисто номинальные автономии. Он строил унитарное, жестко централизованное государство, в котором вертикаль спускалась сверху, а местные власти присматривав ли за исполнением верховных повелителей.

Но стремясь к унитарности, он для виду все же сохранил федеративность. Он со временем даже сообразил, что и против ленинского проекта бунтовал зря, ведь и ленинский проект позволил при формальной свободе республики, вплоть до права на выход, фактически сделать государство унитарным…

Шахрай как маска Жириновского… Не без ведома Ельцина возобладала позиция Шахрая. В Чечне она развязала войну, ныне она расширилась и на Ингушетию и уже задевала Дагестан. Егоров и силовые министры лишь развили начинания Шахрая, и, бросая им справедливые обвинения, странно забывать главного идеолога событий. Странно уже потому, что силовые ведомства почти отбро-сили маски и, не стыдясь тождества с советскими насильниками, широко пользуются их лексикой, их вина на по верхности. А Шахрай еще ходил в демократах, хотя под демократическим прикрытием провел программу, которую с первых выстрелов под держал Жириновский…»

— Маски используют в ходе политического маскарада, — усмехнулся Игорь.

— Жизнь нашу превратили в шоу, — подтвердила его мысли Наташа.

— Кто же следующий маскировщик политических дел? — поинтересовался Игорь.

И ему ответил Поэль Карп:

«Маска для президента… Говорят, и сам президент у нас — маска, за которой прежде будто бы скрывался не то Бурбулис, не то Полторанин, а затем генерал Коржаков. Но все равно ведь президент защищал не свои интересы, а интересы номенклатуры, жаждущей, закрепив за собой, по Чубайсу, дополнительные доходы, по-прежнему распоряжаться хозяйством, за непродуктивность которого в государственной упряжке расплачивались рядовые граждане.

Однако президент не просто, как другие, носит избранную маску, но ловко маски менял. Если именем Гай-дара заверяли в продолжении реформ, которые начались; именем Чубайса — в продолжении приватизации, до которой не дошло, именем Черномырдина — в трезвости, недостаток которой обнаруживали у президента, то сам Борис Николаевич как одаренный политик, выдвигая вперед то одного, то другого из челяди, менял свои маски и по ситуации сменял свою политическую позицию от Самирова к Гайдару, от Гайдара к Черномырдину, от Черномырдина к Шахраю, от Шахрая к Жириновскому.

Можно гадать, последовал ли за Жириновским Зюганов или сразу Стерлигов и Баркашов. Но важно, что Ельцин никогда не отождествлял себя всецело с одной маской, одной партией. Он умело перенимал, казалось бы, чуждую ему еще вчера политику, чужие аргументы, выступая и в виде харизматичного вождя, и под видом наименьшего зла в сложившихся обстоятельствах. То есть не просто следует склонностям, а, учитывая расклад политических сил, неторопливо двигался к желанным целям… Эта неторопливость давала время разглядеть скольжение президента и отстоять гарантии демократии. Но этого паши реформаторы не делали, наперед отождествив демократию с неведомыми намерениями Ельцина. Вот их и повергла в растерянность вторжение в Чечню, неожиданно представившее президента в натуре…

… Впрочем, еще в ноябре 1991 года, когда Ельцин вызнал симпатии всей демократической России, Александр Невзоров говорил: «Я глубоко убежден: Борис Николаевич в моем понимании — «наш»… Он уйдет от них, потому что никакой он не демократ. Этот человек ничего общего с демократией не имел, не имеет и иметь не будет. А еще до этого Невзоров едва ли не первым у нас воспел стражей порядка в масках…

… Вот и пора, если мы все же хотим демократии, для начала запретить стражам порядка и прочим охранникам, да и вообще гражданам, носить маски, законодательно установив, что само их ношение рассматривается как преступный умысел. Тогда, может быть, научимся заблаговременно различать, что под масками политиков».

— Кровавые маски… — Жукова брезгливо отшатнулась.

— Бог с тобой, не все же, Ната, такие царьки с мандатами… — возразил ей Игорь.

— Нет, а пора бы их как в детстве нас родители: по мягкому месту, по мягкому месту.

— Они в штанах и юбках ходят.

— Задрать бы, оголить попрыгунчиков этих при всем честном народе, — вскипела Наталья.