Ловкач тут же отпихнул его. Барс оступился и грохнулся в воду, поднялся, и с яростью глядя на обидчика, схватился за автомат.

Тарас остановил Ловкача, уже схватившегося за «заточку». Сурово посмотрел на Барса и сказал:

— Клешни не распускай. Нам ещё долго вместе идти. Был я в Зоне отчуждения. Но это не та зона, с который мы сейчас сдернули. В ней нет законов ни воровских, ни писанных. Там другая жизнь. Кто лучше стреляет — тот и прав. Вертухаи начинают шмалять из пулеметов без предупреждения, причем не только когда ты хочешь оттуда свалить, но и когда пытаешься зайти. И шмон там проводят не по тумбочкам копаясь, а накрывая огнем из боевых вертолетов.

— Что за зона чудная? — недоверчиво фыркнул Ловкач. — У меня пятая ходка была уже, но о такой не слышал.

— Твое счастье, — хмуро ответил Тарас. — Хватит дурака валять, идти надо.

По воде шли долго, почти час. Несмотря на небольшую глубину и ровное дно ручья, идти оказалось тяжелее, чем бежать по лесу. Беглецы основательно вымотались. Все это время Барс не переставал думать над словами Тараса.

Зона отчуждения. Кто или что так настойчиво звал его туда? И, главное, зачем? Почему больше никто из заключенных не слышал проклятого Зова? Барс со злостью осознавал, что именно из-за этого он сейчас был беглецом. Приступы, как тот, что он испытал недавно, появились неожиданно, постепенно становились все чаще и с каждым разом все сильнее. Если бы он случайно не узнал о готовящемся побеге и не настоял, чтобы взяли и его, Барс был уверен, что скоро в одиночку предпринял бы такую попытку. И не сомневался, что закончилась бы эта попытка — смертью. Но сейчас ему подфартило.

— Выходим на берег, — сказал Тарас. — Надо отжать носки, а то без ног останемся.

Погони слышно не было, но в том, что их преследуют, никто не сомневался. Поэтому все делали быстро, и уже через несколько минут беглецы снова углубились в лес.

Сушняк трещал под ногами, ветки то и дело цеплялись за одежду, словно хотели задержать людей. Корни, будто специально, вылезали из земли, чтобы о них спотыкались.

Потеряв ощущение времени, беглецы не заметили, как начали сгущаться сумерки. Стало казаться, что лес уплотнился и идти через него труднее с каждым шагом. Злость и отчаяние накапливались у людей внутри, находя выход в приглушенных ругательствах. Барс даже перестал думать о чужом голосе в голове, сосредоточив все усилия лишь на том, чтобы идти вперед.

Наконец, деревья стали редеть и вскоре беглецы вышли к железнодорожной насыпи.

— Ух ты, лунная дорожка, два «пера» блестят в руках, раздевайся дорогая, я ведь вовсе не монах, — продекламировал Ловкач, когда все трое поднялись наверх и устало присели на рельсы.

Неожиданно Барс почувствовал легкую тошноту. Первый признак начинающегося приступа. От страха на лбу выступил холодный пот. Сейчас уже не получится уйти вперед. Он бросил осторожный взгляд на Ловкача, потом на Тараса. В этот раз они точно не упустят момента завладеть автоматом и… Барс почти физически ощутил, как «заточка» входит ему между ребер. Собрав волю в кулак, он постарался очистить разум. Закрыл глаза, прогнал все мысли, и… тошнота прошла. Приступ закончился, так толком и не начавшись! Осталось лишь странное, тянущее чувство в затылке. Значит, чтобы побороть приступ, нужно действовать!

— Дальше куда? — хрипло спросил он.

— Там, — тяжело дыша, Тарас вытянул руку, указывая вдоль полотна. — Метров через двести развилка. Одна ветка ведет в тупик. Нам туда.

— Чего в тупике делать?

— Сухари сушить! — огрызнулся Тарас, но потом все же добавил со злостью в голосе: — Дрезина там спрятана.

Барс молча поднялся, закинул автомат на плечо и пошел по шпалам в указанном направлении.

— Вот сучара, — едва слышно проговорил Ловкач, но тоже поднялся и помог встать Тарасу.