На Марсе, в Тунъюнь-Сити, у деревянного алтаря под великим куполом поэт Басё переводит Шекспира на пиджин:
А где-то в космосе, вдали от летящего Марса и лун-близнецов, искрящихся искусственными огнями, где-то в
По Луне бесшумно ползут гигантские пауки-терраформеры, тускло светится серебристый металл, на нем стоят два мальчика без шлемов, смеются над шуткой, понятной только им двоим, и жестикулируют:
Р. Патчедела эта инфобуря застигла врасплох. Он застыл, глядя на мальчика; постепенно буря унялась.
– Брат Патчедел? – спросила Мириам Джонс. – С вами все в порядке?
Я-контур с тэгом Р. Патчедел пришел в себя, или онлайн, или ожил.
– Я робот, – сказал он. – Я болею редко.
Мама Джонс вежливо улыбнулась. Мужчина рядом с ней сказал:
– Не знаю, помните ли вы меня, брат.
Протянул руку.
– Борис, – он неожиданно смутился. – Борис Чонг.
Р. Патчедел посмотрел на него.
–
Робот умолк; он мог бы продолжить – день, час, минута, – если бы хотел. Почему он не узнал Бориса? Но Борис улетел мальчиком, а вернулся мужчиной, Верхние Верха его изменили, это робот видел ясно.
Конечно, Р. Патчедел и сам бывал в космосе. Однажды, столетие назад, он отправился в паломничество, в
На той встрече часть роботов решила лететь дальше. Сопровождать корабли Исхода в их медленном путешествии из Солнечной системы – на пути без возврата. Часть решила остаться – и создавать в недрах Марса новое поколение, творить детей…
Дети!
Возможно, это все-таки знак, подумал Р. Патчедел, пока цифровая волна сходила на нет – и блекло видение двух мальчиков с Центральной, Кранки и его друга, на Луне.