«Как мне объяснить все это Исобель?» – думает он. Центральная станция, наверху – звезды, серебряный клинок луны. Его руки дрожат. Он идет по Неве-Шанаану мимо шалмана Мамы Джонс, мимо нода церкви Робота, идет в сердце старого автовокзала, в заброшенные туннели, в которых давным-давно пассажиры садились в автобусы – в эпоху, когда автобусам и роботникам нужен был бензин.
Как объяснить
На Синае, во время той давнишней кампании, он дезертировал и отыскал священника. Тот был как Мотл, тоже роботник, но все-таки другой: у священника было нечто, данное ему Богом, утешение вверенной ему религии.
Священник стоял на дюне на окраине разрушенного города. Небо темнело, а священник говорил, проповедуя пустыне.
И он изрек:
– Погибни день, в который я родился, и ночь, в которую сказано: зачался человек.
И он изрек:
– День тот да будет тьмою; да не взыщет его Бог свыше, и да не воссияет над ним свет.
– Да омрачит его тьма и тень смертная, – шептал Мотл. – Да обложит его туча, да страшатся его, как палящего зноя.
Он ожидающе смотрел на священника, внутри все горело. Священник сказал:
– За то, что не затворил он дверей чрева матери моей и не сокрыл горести от очей моих.
И Мотл вторил:
– Для чего не умер я, выходя из утробы? Отчего не скончался, когда вышел из чрева?
Неотвеченный вопрос роботника, мольба Иова с дюны, Левиафан, умирающий в теплых водах Красного моря.
– Пожалуйста, – сказал Мотл. – Я страдаю.
Священник спустился с дюны. Они были одного роста, но Мотл опустился на колени, чтобы получить благословение. Открыл рот и ощутил металлические пальцы, теплые от солнца, на все еще органическом языке.
– Господь, – провозгласил священник, Мотл сомкнул уста, сглотнул, и крошечная таблетка на языке растворилась в кровотоке.