– Тогда иди, – кивнула Мириам. – Но только…
Женщины переглянулись. Кармель не поняла этих взглядов. Затем Магдалена ушла.
– Она была ко мне добра, – сказала Кармель. Мириам положила руку ей на лоб. Тепло ладони успокаивало. Нод Мириам распахнут, Кармель может проглотить его в один момент…
– Как ты мог? – не унималась Мириам. – Она же еще девочка!
В ту первую ночь они легли в постель вместе. Очень странно: ты с кем-то так близко, физически, – и не можешь залезть в его разум, расшарить знание о том, кто ты и что ты. В маленькой квартирке в Тунъюне, на узкой кровати Бориса, они любили друг друга.
Кармель вынуждена была узнавать его снаружи, собирать, как мозаику, намеки и обрывки, то, что он говорил, и то, о чем молчал. Она не могла его прочесть, между ними всегда вставал ауг. Он сказал, что он врач. Раньше работал в родильных клиниках, специализировался на дизайне потомства, но больше этим не занимается. Родом с Земли. Из региона Ближний Восток (восток относительно чего? ближний к чему?), из места под названием Центральная станция. Борис был для Кармель экзотикой, как и, видимо, она для него; она изучала его старым способом – пальцами, языком, на вкус и по запаху. Они исследовали один другого, картографировали местность. Но утолить ее голод он не мог.
И вот он сидит напротив. Его пальцы на ее подбородке, он приподнимает ее голову.
– Что мне с тобой делать, Кармель?
Он раздражен. Он снисходителен. Она молча смотрела на него, на Мириам, эту маленькую плотную женщину, хозяйку шалмана, видела силовые линии привязанности, их с Борисом общую историю. В ней проснулась ревность.
– Зачем ты
Удивление.
– Оставь ее. – Мириам опекала ее почти как мать. Кармель хотелось зашипеть на манер комической стриги из «Шамбло», классической ленты студии «Фобос»: Элвис Мандела играл там бесстрашного охотника на стриг, который влюбляется в плененного паразита. «Шамбло», несколько сиквелов, вбоквелов и римейков – все они заканчивались одинаково.
Стрига должна умереть.
«Почему?» – спрашивает шамбло в предпоследней сцене. По невероятному сюжету Элвис Мандела охотится на шамбло, пленяет ее, опьяняется ею, бежит от группы молчаливых убийц (под началом Ширкана Гудбая, вечного злодея в картинах «Фобоса»), находит убежище в ноде церкви Робота, снова бежит, сталкивается со стаей марсианских Перерожденных, те убикуют его в виртуалье древнего Марса-Каким-Он-Не-Был, где и разворачивается сцена.
Марс-Каким-Он-Не-Был. Древняя планета каналов и влажных джунглей под властью Императора Времени; конструкт веры Перерожденных, реализованный Иными, изощренная цифровая вселенная, считают некоторые; реальность столь мощная, что наш мир – лишь тень ее, говорят Перерожденные. В этой предпоследней сцене на Большом Канале Элвис Мандела держит шамбло в объятиях, и они смотрят на умирающее солнце. «Почему?» – спрашивает шамбло.
Элвис Мандела вынимает острую катану из ножен. Гладит шамбло по голове, ласкает нодальные волокна ее волос. «Потому что я должен», – говорит он.
Кармель знала: их связь обречена. Борис очаровывался ею. Его возбуждала ее инаковость. И ауг Бориса каким-то образом его защищал: проникнуть за инопланетный буфер ее нодальная опухоль при всем своем коварстве не могла. Борис хотел помочь Кармель. Хотел ее переделать. Хотел ее
Роман продлился недолго. Три или четыре месяца, всегда в его квартире. Кармель боялась выходить, Борис занимался с ней любовью, брал у нее кровь, делал анализы – до тех пор, пока сам не признал, что играть во врача и пациента – неправильно, неэтично, сволочизм, нельзя.
Он ее не бросил. Не предал. Это она оставила его – потому что должна была, потому что так нельзя и потому что ей хотелось есть.
Она возвратилась на Уровень Пять, к охоте в туннелях. Иногда ей даже попадались другие стриги – однако что-то отталкивало стригу от себе подобных, то ли баг, то ли фича, благодаря которым они не охотились друг на друга и всегда оставались одни.